– Но в них может быть что угодно, – Мира, молчавшая всё это время, наконец, подала голос. – И при чем тут вообще Кассино, если наша картина прибыла из Линца?

– Это по послевоенным показаниям Франка, согласно которым вскрыты тайники, но картина не обнаружена! Что мешало ему соврать и про Линц? К слову сказать, Муссолини тоже был любителем живописи, и Карл Габершток вполне мог представлять и его интересы. Это было бы логично, в тридцать девятом агент продает картину на родину, в Италию, в сорок четвертом война подкатывается все ближе, и полотно решают припрятать понадежнее, для чего и перемещают сначала в Краков, а потом…

– А потом – суп с котом. – Олег усмехнулся и вздохнул. – Думаю, забирать картину лучше по дороге обратно.

– Это не вариант. Они выезжают в полдень, охрана – отделение автоматчиков. Там партизанский отряд нужен, чтобы отбить. Слишком опасно. Вот подробные планы замка, – Берестов разложил листы на столе, – охрана тоже серьезная, но по периметру. Девятого февраля будет много людей, приедут и Восс, и Габершток, и сам Франк уже вернется из Варшавы. Нужно перемещаться в седьмое февраля, сразу внутрь замка под видом офицера вермахта. Форму я уже приготовил, но она не должна понадобиться, твоя задача найти картину в хранилище и спрятаться где-нибудь в замке на несколько часов. Думаю, должно получиться. Вот, кстати, фото самой картины, из каталога – он передал Олегу цветной снимок.

С фото смотрело лицо малахольного женоподобного юноши. Длинные волосы, чёрный берет, на плече какая-то меховая накидка. Олег никогда не понимал живописи. Не понимал этих восторженных вздохов при виде библейских сюжетов с плоскими горестными лицами, не понимал снобистского цоканья языком при взглядах на современное искусство, экспрессионизм, кубизм, импрессионизм и еще черт знает какой «изм». Картины и картины. Что-то нравилось, что-то нет. Были некоторые полотна, где он восхищался переходом цвета и реалистичностью, но это были совершенно частные и совершенно обычные чувства среднестатистического человека. То, на что он сейчас смотрел, не вызвало в нем никаких эмоций. Пусть Мирка с отцом вздыхают над мазками и трепещут над величием.

– Всё проще некуда. Начать и кончить, – саркастично хмыкнула Мира. – Мы не обсудили еще один вопрос… Если мы всё же получим картину, кому ты планируешь её продать? Это шедевр мировой живописи, как-никак… И стоит бешеных денег.

– Этот вопрос занимает меня с самого начала, – поддержал Олег. – Ты рассказал нам многое, но не рассказал главного – как ты продаешь эмм…

– Спасённое… – подсказал Берестов. – И никак иначе.

– Разумеется. Так кому ты продаёшь спасённое?

– У меня есть свой арт-дилер. Это надежный и уважаемый в Европе человек. В случае с нашей картиной продажа состоится через месяц после того, как мы её заберем и получим заключения трёх экспертов о подлинности. Один из этих экспертов – я. Остальных находит сам дилер. Это отлаженный механизм.

– Это с ним ты сегодня связывался в чате? Как его…? «Флейм» кажется?

– Обычно связываемся через «Флейм», верно. Но последний раз он писал около месяца назад, уж не знаю, куда он пропал, может в отпуске или приболел. Но это не суть, «Флейм» позволяет связываться продавцу с покупателем инкогнито, минуя дилеров. Хотя, с дилером, конечно, надежнее и безопаснее.

– В чем именно? – Мира закинула ногу на ногу и положила на колено сомкнутые пальцы.

– Дилер сам отвечает за перевозку, подбор покупателя, передачу объекта покупателю и расчет за товар. Разумеется, за хорошую комиссию.

– А сколько денег ты должен банку? – Олег задал вопрос, который мучил их с Мирой уже два дня. Отец пригладил седую бороду, и тяжело вздохнул.