Олег тысячи раз представлял себе, как выглядит перемещение во времени. Жар, раздирающие тело боли, немыслимые вспышки в бешеных от испуга глазах, огни, наплывающие откуда-то издалека… Всё, чем потчевал современного человека Голливуд и другие киношные студии, всё оказалось чушью! Как только Петровский парк занял его сознание, он почувствовал, что веки сами по себе сомкнулись, и тут же раскрылись. Появились отдаленные звуки, где-то простучали копыта по мостовой, мальчишеский голос кричал «Захвачены Черновцы! Читайте! Последние известия!». Он оказался в шестнадцатом! Как и говорил отец, на предплечье действительно появились цифры, показывающие обратный отсчет. Так же, как и отец, Олег весь день проносился по городу, жадно впитывая дух предреволюционного Петрограда. Время пролетело незаметно, и ровно через двенадцать часов все повторилось, тяжесть легла на веки и тут же свалилась, вернув Берестова в погреб отцовского дома.
Итак, это было немыслимо, но оказалось совершенной реальностью. Сколько же раз он представлял себе времена, в которых мечтал побывать! Посмотреть на строительство пирамид в Каире, или увидеть своими глазами блокадный Ленинград, Бородинское сражение, наблюдать пышный двор Людовика Четырнадцатого или казнь Марии Антуанетты на Площади Революции! А, возможно, даже момент распятия Христа? От этих мыслей по спине пробегала дрожь, а ладони стали влажными. На прохладном балтийском ветру стало зябко, Олег встал, стряхнул с себя остатки волновавших его мыслей, и медленно пошел обратно.
Сам факт вынужденного перемещения в Германию начала сорок пятого одновременно и волновал, и тревожил. Выкрасть картину из-под носа охраняющих её нацистов было идеей «на троечку». Не сказать, что совсем невыполнимо, но риск был вполне определенным. Отец говорит, что готовил это похищение почти месяц, тем не менее, тревога внутри не отпускала. Готовить что-то менее опасное уже не было времени, а терять особняк с подвалом, дарящим такие возможности, было вариантом, не подлежащим рассмотрению.
Отец сидел за ноутбуком в гостиной, которая всего за пару дней была превращена в офис. Два компьютера с огромными мониторами, таких же размеров стол, на котором Роман Сергеевич разложил какие-то распечатанные фотографии, схемы и записки. Олег усмехнулся. Старик так и не избавился от привычки всё держать в руках, не признавал электронных книг, фото и схем на экране монитора, читал только с бумажного листа, сдвинув на кончик носа узкие стекла очков. Увидев Олега, он на секунду поднял взгляд поверх экрана, и вновь опустил на клавиатуру:
– Развеялся?
– Вполне себе, – Олег обошел отца за спиной и посмотрел на экран. Роман Сергеевич находился в каком-то примитивном чате, интерфейс которого был ему не знаком. – Развлекаешься?
– Это «Флэйм». Малоизвестный мессенджер, разработанный на Филиппинах. Абсолютная шифрация, безопасность и конфиденциальность.
– Никогда не слышал.
– Он создан специально для сферы коллекционеров, дилеров, покупателей предметов искусства.
– Для черных коллекционеров, дилеров и покупателей, надо полагать?
Берестов повернулся к сыну на поворотной платформе стула и снял очки.
– Никогда не замечал за тобой злой иронии. Тем более – чистоплюйства. Тебе никогда не приходило в голову, что счета на ваше с Мирой обучение, жилье в центре Петербурга и Москвы, поездки в Европу, словом, всё нужно оплачивать? – Он нервно раскурил сигару.
– Прости, отец, я не хотел тебя обидеть, – Олег примирительно положил руку ему на плечо. – Просто я…. Волнуюсь, наверное.
– Нет, давай поговорим, раз уж начали этот разговор. К примеру, кому стало хуже, если я вернулся в тысяча девятьсот двадцать первый год, где выменял на хлеб два пасхальных яйца работы Карла Фаберже у некоего матроса Пряхина в Кронштадте? Он украл их при обыске в особняке Великого князя Сергея Михайловича Романова, и по укоренившейся в те годы привычке революционных краснофлотцев, наверняка распилил бы на части, и выменял на самогон или сахар. Мне пришлось возвращаться туда семь раз! Теперь эти прекрасные работы известнейшего мастера находятся в частных коллекциях, и для человечества не потеряны.