Настя засмеялась:

— Захар боится, что котлеты кусаются.

— М-м-е-е-е…

Пацан скривился и показал язык сестре. Хах. Как же это знакомо. Я все прекрасно понимал. Потому что сам через это проходил. Только это не я, а младшая сестра мне языки показывала. Не понимала, что ведет себя плохо. И на орехи получает вполне заслуженно. Та же история с Захаром.

— Так! — хлопнула в ладоши Дина. — А ну перестань! По-моему, мы с тобой договорились, что ты себя будешь вести нормально.

Я посмотрел на Захара, чтобы воздействовать на него своим мужским авторитетом. Но он демонстративно отвернулся к стенке. Выглядело это смешно и нелепо. Впрочем, что ты поделаешь, если это дети со своими тараканами в голове. Нужно как-то приспосабливаться и свыкаться.

— Попробуй перец — очень вкусный.

Я предложил Дине начать с толмы, но она в первую очередь наложила ее детям как самый сбалансированный продукт. Где есть и мясо, и гарнир. И овощи в виде сочного красного перца.

— Спасибо, я обязательно. Только Насте вот положу немного.

— Хорошо, — смирился я с суровой реальностью. Когда мать всегда думает прежде всего о детях. И только потом вспоминает, что она женщина и была приглашена в ресторан для ненавязчивого ужина. — Тогда я Захару положу одну перчину.

— Я не хочу, — возмущался пацан. А я нагло перекладывал на его тарелку перец, полный ароматного риса с мелко нарезанной бараниной.

— Хочешь.

— Я не буду!

— Будешь, — не стал я отступать и добавил к толме салата из свежих овощей и зелени. — Если я сказал, что будешь — значит, будешь.

Он нахмурил брови и умоляюще посмотрел на Дину.

— Мам?

Я специально не смотрел ей в глаза, чтобы избежать зрительного контакта и решить этот вопрос на корню. Если Захар такой проблемный ребенок с характером, похожим на кактус, то нужно с этим что-то делать. И я в лице человека, а тем более мужчины, со стороны мог стать тем самым волшебным пенделем. Который вставит ребенка в правильную орбиту. Раз и навсегда.

Да, может, я излишне груб и привык действовать примитивными методами. Но я знаю, что такое воспитание вредных детей дошкольного возраста. У меня был такой опыт. И с сестрой я вел себя как брат — порой немного жесткий, тоже вредный, но все же справедливый воспитатель.

— Ты ведь не хочешь, чтобы мама переживала из-за того, что кто-то не ест полезную еду? А, пацан? — Я говорил с ним вполголоса. Почти что шепотом. Я видел, как он косится на меня и смотрит боковым зрением. Он просто боится. Это и плохо, и хорошо одновременно. Раз боится — будет слушаться. — Я не хочу, чтобы Дина дежурила под туалетом из-за того, что ты наелся какой-то экзотической еды. Ты пацан. Ты мужик. Ты должен есть нормальную еду. — Захар поднял на меня глаза. Но все еще кривил свои тонкие, раскрасневшиеся от напряжения губы. Он не мог поверить, что кто-то ему приказывает. И это не Дина. — Давай, налетай. Я же знаю, ты нормальный малый. Просто избалован слегка.

Настя явно подслушивала. Потому что на этом месте не сдержалась и хрюкнула. Я бросил на нее серьезный взгляд — и девочка опустила голову, чтобы набить рот толмой и больше не издать ни звука. Я не делал ничего плохого. Просто хотел, чтобы была хоть какая-то дисциплина. Где-то, может, нужно и по голове погладить. А где-то, я уверен, надо и пальцем поругать для надежности. Объяснить ребенку, что выбора у него нет — он либо делает как надо, либо все равно выполнит свои обязанности.

— Сын, — упрашивала Дина, — послушай дядю Эдика и съешь хотя бы один-единственный перчик.

— Он огромный, — выпалил Захар. И отодвинул от себя тарелку. — Я лопну.