Едва отбившись от нападок со стороны лучшей подруги и родной матери, я наконец-то примерила бежевое платье. И была им полностью довольна. Лаконично, без рюшей и кружев. Но как раз по фигуре, подчеркивает грудь. И белье по цвету. Шикарно. Как по мне — просто отлично. Я готова ехать.

— Дети! Настя?!

Она сидела за рулем машины Эдика и крутила рулем то в одну сторону, то в другую. Двигатель молчал, но дочка могла сигналить. Включать стеклоочистители, чтобы дворники гоняли по стеклу чистую воду. Ей это нравилось. Она звонко хохотала и издавала ртом звуки, похожие на работу двигателя. Как умела. С азартом жужжала, пока Эдуард стоит у открытой двери и следит, чтобы Настена не задела ненароком чего-то важного.

А вот Захара я найти не смогла так сразу. Посмотрела в комнате. В ванной. На кухне. Обошла весь дом, но никакого результата. Даже в сад на всякий случай выглянула. Но и там было пусто. Где же это он? Куда запропастился мой второй ребенок?

Потом заметила, что лестница на чердак опущена. Вылез на чердак? Давно он этого не делал. В последний раз он там сидел целый день, когда я пригласила в дом одного парня. Неудавшегося ухажера, скажем так. Я надеялась, что они поладят. Но Захар принципиально вылез на чердак и не спускался вниз, пока не убедился, что чужак ушел. После того случая я зареклась кого-то приглашать домой, пока не буду уверена, что это того стоит. Вот только с Эдиком я не успела как следует все обдумать. И имеем, что имеем.

— Эй, Захар! — позвала я сына.

Вылезла аккуратно по лестнице. Включила фонарик на телефоне. И увидела его сидящим за коробкой с фотографиями. Тут были старые фотоснимки, которые хранили еще мои дедушка и бабушка. Черно-белые. Потертые. Часто нечеткие. Многих запечатленных людей я уже и не знаю. Но Захар любил в них рыться — эти фотографии манили его, словно магнитом.

— Я не буду, — буркнул сын. Даже не повернувшись ко мне лицом.

— Что именно ты не будешь? Я же ничего не сказала даже.

— Я слышал, как ты говорила.

— Ты подслушал мои телефонные разговоры?

— Это правда? — посмотрел он на меня. — Ты с ним куда-то уезжаешь?

— Нет, малыш. Ну что ты. Мы все вместе уезжаем — просто едем в ресторан. Тебе там понравится. Это как суши-бар, только не японский, а грузинский. Там вкусная еда. Сможешь выбрать по картинке, что понравится. — Я присела возле него, чтобы обнять и убедить его снять этот панцирь. — Тебе не нужно отгораживаться от мира. Я тебя люблю. И бабушка тоже тебя любит.

— Меня никто не любит, — ворчал Захар. — Меня все ненавидят.

— С чего ты взял? Кто тебе сказал такую ерунду?

— Мне Настька говорила, что меня все ненавидят. Потому что я никому не нравлюсь.

— Это неправда. Мне ты очень нравишься.

— Но ведь ты сказала, что я балбес…

Я вздохнула и погладила его по голове.

— Извини, я была на тебя зла. Потому что так никто не делает. Нельзя было есть зеленые абрикосы на голодный желудок. Так поступают только…

— Балбесы?

— Да, — усмехнулась я, — только балбесы. Но ведь мой сын не балбес. Так что я не хочу, чтобы ты так делал. Хорошо?

Захар рассматривал выцветшую фотографию, на которой был усатый мужчина — мой дедушка. А возле него под уздой стояла лошадь. Он был ветеринаром. И порой мне казалось, что Захар на него очень похож. Особенно характером. Потому что дед, по рассказам моей мамы, животных любил больше, чем людей. Может, у Захара это просто наследственное? И ему нужно дать выход этой особенности?

— Я все равно не поеду.

— Почему?

— Потому что я его не знаю. Он чужой, — говорил Захар и грел в детских ручках старое фото. — Вот это мой прадедушка, — говорил он совсем как взрослый. — Я его знаю. А кто для меня этот дядька? Я даже имени его не помню.