Иван остановился. Лейтенант выглядел растерянным, рядом оказалась паспортистка. Две женщины, маленькая девочка, и мужчина в военной, кажется, форме, но Ивану незнакомы такие детали. Он заметил, что участковому тоже непонятно, что же за род войск, в котором, по всей видимости, служил этот парень. Паспортистка что-то говорила, глядя на лейтенанта, тот кивал, перекладывал планшет из руки в руку.

Душевая встретила Ивана запахом сырости и плесени. В крайней кабинке кряхтел кто-то. Иван устроился в средней кабинке. Надо торопиться.

Иван уже приближался к своей квартире, расположенной в самом конце этого длинного и мрачного коридора, когда споткнулся на ровном месте, и его скрутила страшная боль. – «Стремление жизни – бесконечно. Помни обо мне» – необъяснимые чувства горя и потери близкого захватили Ивана. Он вдруг понял, что стоит на четвереньках. Голова кружилась, звенело в ушах, в груди давило. Иван обнаружил себя на площадке перед угловой лестницей, там, где было широкое окно с низким подоконником и старая батарея отопления. Верхняя часть окна, занятая большим кондиционером, который давно не работал, сейчас дребезжала и позвякивала.

В воздухе стоял запах свежих цветов, как в магазине флористики и декора, что на первом этаже того здания, где располагался «ДиджиталПарк» – работа Ивана. «Может, пора мне к врачу уже? Нафиг, нафиг, к терапевту?» – Подумал растерянно Иван. Ощущения потери, смерти близкого не отпускали, но становились слабее. Он поднялся на ноги, и опёрся рукой о стену. Бодрое от душа настроение улетучилось. – «Что ж такое-то?» – раздражённо подумал Иван, медленно поворачиваясь к двери в квартиру.

В уголке поля зрения, где-то внизу, на истрёпанном линолеуме, что-то ярко вспыхнуло. Иван развернулся вправо и посмотрел вниз.

Он увидел под окном, возле батареи, кучку истлевающих цветов, которые буквально под его взглядом уменьшались, съёживаясь, тлели, и со слабым треском высыхали, как под действием сильного жара. Иван сунул обратно в карман джинсов ключ, повернулся и, с трудом присев на корточки, стал разглядывать эту массу уже истлевших лепестков и тонких стебельков.

Среди всей этой бурой трухи, в которую превратились когда-то красивые, вероятно, цветы – правда, Иван не мог распознать их – обнаружился один живой, который слабо мерцал и этим привлёк внимание Ивана. «Вроде агератум, какой у мамы рос, только слишком маленький и лилового цвета, стебель без листочков», – вспомнил он детство. Иван безотчётно взял пальцами цветок – как соль щепоткой посыпать. Осторожно поднялся, достал другой рукой ключ и, отперев дверь, зашёл в квартиру. – «Банку бы надо, наверное… и земли, что ли…» – подумалось ему.

– Помни нас… – Мелькнула мысль. Боль стала утихать. Кто-то постучал. Иван выглянул за дверь:

– Драсти, – сказал он, увидев перед собой человека, которого мельком видел в холле на первом этаже, когда спускался в душевую.

– Некк-та-ал-ай, один и два, я, здесь, рядом, – чуть не по слогам заговорил коренастый мужчина. Иван оглядел его. Простая свободная одежда военного покроя, только швы на рубашке какие-то неаккуратные, будто не фабричное изделие, а вручную шили, да большой иглой. Под рубашкой теперь Иван заметил тельняшку. Десантник! Лицо десантника спокойное. Дышит неслышно. Глаза. Странный оттенок – чуть желтоватый.

– Ага, я – Иван, – ответил Иван.

– Будем соседями, – вдруг широко улыбнулся Николай.

«Ну, вот же, нормально говорит! – подумал Иван. – Это у меня крыша едет, от головной боли. Я ж не пью, не курю, какого…» – мысль оборвалась:

– Если что, заходи, у меня есть средства от головной боли, – сказал Николай и снова улыбнулся. – И цветок бы посадил, хорошо ему станет.