Сын старших Антоновых Михаил построил себе двухэтажный дом напротив Большого ещё до того, как женился, огородил его заборчиком, не забыв сделать в калитке дверцу для скитающихся многочисленных кошек и собак. Полина была средней из трёх сестёр, Михаил – четвёртым в семье, но Поля обогнала и свекровь, и маму – родила шестерых.

Так и жили рядом две огромные семьи, дети бегали по всем комнатам, таскали хлеб с сахаром и строили во дворе домики из садовых ящиков. В обоих домах всегда обитали незамужние и неженатые родственники, а те, кто обзавелись семьями, распространялись по всему краю, прорастали молодыми яблоньками в Новороссийске, Анапе и Краснодаре.

В шумную большую семью Антоновых Полина пришла боязливой и стеснительной девушкой, едва со школьной скамьи, расцвела именно в материнстве. Своих детей обожала и отдавала в детский сад со слезами на глазах. Даже в двадцать семь напоминала наивную девочку-тростиночку. Казалось, она понятия не имеет, откуда берутся дети, лично ей всех принёс аист. Очень дотошный и пунктуальный аист, появляющийся каждые два года.

Селёдка волновалась. Обычно Полина пахла сдобными булочками, но последнее время – скисшим молоком. Все были заняты работой и собственной жизнью, только Лёша, старший сын, уже третьеклассник, интересовался новорождённой сестрой. Он-то и дал ей имя. Точнее, его друг. То, что этот мальчишка не Антонов, Селёдка определила по запаху. Все Антоновы имели свой собственный узнаваемый аромат, чуть с кислинкой, а чужак Филипп пах мокрым асфальтом и костром.

Мальчишки обступили девочку и долго рассматривали.

– Настоящая?

– Ну да.

– Надо же. Всё такое микроскопическое, – Филипп тронул сжатый кулачок, – какие длинные ногти.

Лёша оглянулся.

– Мам, а че ногти такие длинные? Ты же Ольке всегда подстригала.

Полина не ответила, ребята снова принялись щупать и рассматривать малышку.

– Взгляд такой странный. Она меня видит?

Селёдка прыгнула на мягкий подлокотник кресла, встав лапами на край комода, тоже поглядела на безымянного ребёнка, потом перевела взгляд на соседского мальчишку.

Филипп коснулся пальцем пухлой щеки, ласково и боязливо погладил.

– Хорошенькая. – И тут же добавил: – Я просил у мамы сестричку, а они не хотят больше детей.

Лёша снова оглянулся.

– Мам, как ты её назвала?

– Ещё никак.

– Если бы у меня была сестра, я бы назвал её Настей, – вмешался Филипп. – Настюшкой и Настенькой.

– Пусть будет Настя, – равнодушно согласилась Полина.

За воротами затарахтел мотоцикл. Селёдка тут же спрыгнула на пол и понеслась во двор – с рыбалки вернулся дед Витя. Обычно он брал с собой кого-то из внуков, чаще всего Арину, она в пять лет обзавелась собственной удочкой и привозила Селёдке колючих, но жутко вкусных ёршиков. Арина как раз удобно помещалась в коляске вместе со снастями и табуреткой. И в этот раз привезли здоровенных карасей, плоских таранок и малюсеньких карпиков. Их обычно жарили, обваляв в муке, и ели вместе с косточками.

Селёдка тут же завертелась ужом, выпрашивая рыбу, но дед Витя не торопился раскрывать садок, поднял взгляд на окно, увидел невестку и помахал ей рукой. Она кивнула и слабо улыбнулась.

С того дня вместе с именем Настя заполучила себе двух нянек. Филипп и Лёша бегали на молочную кухню, приносили смесь и каши, а Полина больше не пахла скисшим молоком. Правда, чтобы снова стать деловой и улыбчивой многодетной мамой, ей понадобилось ещё несколько месяцев. Когда она начала играть с Настей и снова петь песни «Весёлых ребят», Селёдка вздохнула с облегчением. В конце улицы жила старая кошка Маркиза, она как-то оставила новорождённых котят на горячем шифере, и те угорели. Полина напоминала эту самую Маркизу, способную поджарить забытых на солнцепёке детей. А теперь она снова стала внимательной мамой, но Селёдка всё ещё поглядывала на неё и на всякий случай проверяла, дома ли Лёша.