В новом 1933 году Арто вновь принялся за реализацию своих планов Театра Жестокости. Весь этот год он тщился заинтересовать своими идеями слушателей, по большей части, равнодушных. Арто понимал: чтобы добиться практического успеха, из революционной мечты о преображении театра и самого человека – Театр Жестокости должен превратиться в успешное деловое предприятие.

В первые дни января Арто лихорадочно работает над вторым манифестом Театра Жестокости. Положение его в «Новом французском обозрении» по-прежнему неустойчиво, так что он не печатает новый манифест там, а издает его отдельной брошюрой, составленной так, чтобы вызвать интерес у возможных спонсоров. В брошюре, изданной Робером Деноэлем и Бернардом Стилом, имелась подписка для желающих приобрести акции будущего театра. Чего-либо принципиально нового в сравнении с предыдущими манифестами Арто добавлять не стал, однако изложил свои планы ярко и красочно: «Теснящие друг друга образы и движения, сочетание предметов, молчания, криков и ритмов приведут к созданию истинного языка тела, основанного на знаках, а не на словах»[90]. Кроме того, он представил читателям первый спектакль будущего Театра Жестокости. Он собирался показать на сцене крушение грандиозной цивилизации: сценарий под названием «Завоевание Мексики» был закончен в середине января. Темой его стало завоевание испанцами империи ацтеков в 1519 году; прописанных диалогов в сценарии не было. Неприязнь Арто к психологическому театру вполне очевидна из тех деклараций, которыми он сопровождал свой сценарий: «„Завоевание Мексики“ изображает события, а не людей»[91]. Этот проект, чрезвычайно амбициозный по замыслу, не ставился на сцене вплоть до 1998 года, когда труппа танцоров буто под руководством Мина Танаки исполнила его в Токио. В «Завоевании Мексики» Арто стремился изобразить историческую катастрофу, жестокое противостояние цивилизаций во всем его величии и сложности: «Это столкновение католического беззакония и безнравственности с языческим законом и порядком может дать повод самым удивительным сочетаниям сил и образов, тут и там приправленных резкими и грубыми диалогами. И все это воплотится в борьбе людей, несущих на себе, как стигматы, в высшей степени противоположные идеи»[92]. Арто не сомневался, что столь грозные и драматические события, показанные на сцене, сделают историю шестнадцатого века абсолютно понятной и близкой его современникам.

Конец ознакомительного фрагмента.