– Фьюминт, – немного погодя обратилась к нему Нелла, – Может быть, ты объяснишь мне, что ты видишь там, кроме серого моря?

– Стихию. Море – это огромная сила, и когда ветер рвёт паруса, появляется чувство, словно часть этой силы передаётся тебе. Она вдохновляет тебя.

– Но разве нестрашно, когда ветер рвёт паруса?

– Что поделаешь? – рулевой опустил взгляд, не дав чёткого ответа, – Это часть работы… Кстати, говоря о работе, мне скоро – к штурвалу. Может, ты со мной пойдёшь? Иначе ведь тебе тут сидеть придётся.

– Но, а что же я буду делать там? – Нелла считала, что на палубе для неё нет занятия.

– Поболтаем. Разве плохо?

– Нет. Ладно, если Шенефельд позволит, – согласилась Антонелла.

– Чего тут позволять? Он не имеет права запрещать этого.

– Ему лучше знать.

– Запрещать ходить и говорить?

Нелла отмахнулась, не желая развивать эту тему. А планы Фьюминта были нарушены, в каюту зашёл Клер и сказал: «Фьюминт, я посоветовал бы тебе вздремнуть пару часов, пока Антонелле не требуется твоя помощь. У тебя – ночная вахта».

– Почему так? – не понравились изменения рулевому, – Была дневная.

– Потому что ночью твоя помощь менее, чем в другое время суток, может понадобиться ей, – объяснил шкипер.

– По-моему, ночью она, наоборот, куда нужнее, – начал выдумывать Фьюминт, – Ничего не видно…

– Полагаю, Антонелла не собирается ни на что смотреть и выходить из каюты ночью.

– Ну, как так можно решать за других – смотреть, не смотреть?

Клер, по-видимому, любил пошутить с рулевым, но не всегда: «Это решение Шенефельда, так что будь добр, заступи вовремя», – сказал он и вышел за дверь.

– Вот так, – Фьюминт остался огорчён, – Меня лишают приятного общения. Да и не могу я спать днём.

– Извини, что спрашиваю, работать ночью намного сложнее? – поинтересовалась Нелла.

– Нет, но мне придётся молчать до утра. Это единственная сложность для меня. И не стоит извиняться передо мной, когда задаёшь вопрос, – у Фьюминта появилась идея, – А давай ночью вместе пойдём?

Пассажирка хотела бы посмотреть на ночное море не через витые прутья решётки, но с этим могли возникнуть затруднения: «Похоже, Клер хочет, чтобы я осталась на ночь здесь».

– Да что Клер? Ты Шена попроси, – тихо и уверенно дал рекомендацию Фьюминт.

– Вряд ли он разрешит, – усомнилась Нелла, – Он и так кое-как согласился подвести меня до Бьёрина. Я не могу позволять себе вольности, и он не позволит.

– Да это он шалил так просто, – приняв скромный вид, сказал на это рулевой. Хотя шалил-то именно он, что особенно хорошо было видно по глазам: «Да-да. Вот, что ни попроси, он всё разрешит».

– Так попроси сам.

– Нет, в смысле тебе разрешит, не мне.

– Почему именно мне? – не понимала Нелла, – Можно поподробней?

– …Можно, – подумав ответил Фьюминт. Подумал ещё и пересел на сторону пассажирки: «Честно говоря, я и сам его не полностью понимаю. Мне кажется, когда-то он был не таким… Шенефельд говорит, что должен помогать, если может, но при этом мне лишнего не позволяет, – принялся рассказывать рулевой, – Шен рад, что я умею практически то же, что и он, но… Но он хотел бы, чтобы это умел ещё кто-то. Шенефельд говорит, что он хотел бы учить того, в чьих глазах видит доброту, отвагу и благородство… Мне показалось, что он говорил о ком-то конкретном, но он не называл имён. Может, он увидит нечто подобное в тебе?» – Фьюминт посмотрел на пассажирку внимательнее.

– Да что ты, – та отвела взгляд.

– Не бери в голову. Я хотел сказать этим, что Шенефельд добрый, и, если ты спросишь, он разрешит, – подытожил Фьюминт.

– Добрый? – у Неллы были сомнения на этот счёт, – Во-первых, как я уже говорила, он вообще не хотел брать меня на борт. Во-вторых, он велел вести себя тихо. По-моему, тут не может идти и речи о подобных просьбах.