– Это всё не повод, – заверил рулевой.
– Да он и говорить-то со мной не захочет.
– Я чувствую, он будет рад выполнить твою просьбу, – не сомневался Фьюминт, – А неразговорчивый он потому, что не позволяет себе привыкать к попутчикам. Он не любит расставаться.
– А ты? – поинтересовалась пассажирка, встав и подойдя к окну.
– А что я? Я тут при чём? Мы с ним чем-то похожи, но не во всём, – похоже, рулевой переносил расставания легче или не был сильно привязан к кому-либо. Нелла осторожно взялась рукой за решётку: «Многие считают меня наивной, – сказала она, с грустью глядя в окно, – Наверно, я такая и есть. Если тебе безразличны расставания, значит ты забудешь меня. А ты так похож на Кина. Может, и он меня забыл? – ей не хотелось думать так, – Мне надо узнать, так ли это. Глупо с моей стороны получается, рассказывать то, что тебе не нужно. Я не обижаюсь. Я не хочу, чтобы тебе это мешало».
Выслушав её, рулевой ответил: «Во-первых, мне небезразличны расставания. Во-вторых, если кто-то куда-то уезжает на время, я не считаю это расставанием. В-третьих, если я кого-то не вижу, это не значит, что я его не помню». Пассажирка обернулась к нему, словно ей были нужны ещё какие-то пояснения.
Фьюминт не замедлил их дать: «Я же знакомлюсь с кем-то не для того, чтобы его забыть. Мы с тобой познакомились и теперь мы – добрые знакомые, разве нет? Хотя, честно говоря, мне не очень-то приятно, что ты говоришь о моём сходстве с Кином. Не хочу я походить на него. По-моему, он вздорный и несерьёзный», – высказал он своё мнение. Нелла молча отвернулась к окну. Рулевой встал и подошёл к ней: «Ты обиделась?»
– Нет.
– Надеюсь, ты оставила ему записку? Вдруг он вернётся, а тебя нет. Поедет искать, и разминётесь. И так по кругу.
– Нет. Я ещё и глупая, – Нелла закрыла глаза и прислонилась лбом к решётке.
– Нет, не глупая. У тебя возникла нестандартная ситуация, и…
– Не надо меня успокаивать. У меня было достаточно времени, чтобы её оценить и обдумать действия.
– М-да, – вздохнул Фьюминт, не зная, что и добавить, – Может, тебе лучше вернуться домой? Ну, после того как на Бьёрине осмотришься. Повернуть назад прямо сейчас не получится.
– Думаешь, от меня будет мало толку? – Нелла смахнула слезу.
– В чём? В поисках? Это вроде бы твоя проблема, не его.
– Я подумала, что ему может понадобиться помощь…
– И рядом не окажется никого, кто мог бы её оказать?
– Наверно, глупо так думать. Это только мои страхи.
– Поехала, значит так надо, – резко прекратил её рассуждения рулевой, и тихо добавил, – А теперь тебе нужно успокоиться, а-то ведь и мне попадёт.
– Тебе-то за что? – пассажирке стало полегче.
– Расстроил, не смог успокоить.
– Я скажу, что ты не виноват.
– Думаешь, поверят?
– Почему нет?
– Они решат, что ты защищаешь меня. Они же видят, что ты добрая. Ну, да это ладно… Эх, надо мне вздремнуть, – рулевой, утомлённый беседой, прилёг на диван. Пассажирка присела на противоположный: «Ты же не хотел спать».
– Не хотел, но как сказали, что в ночную, так организм сам на сон настроился, – Фьюминт лёг поудобней и закрыл глаза. В каюте стало тихо. Нелле, привыкшей к тишине и молчанию, почему-то вдруг стало грустно. Вскоре в каюту зашёл Клер: «Фьюминт, иди-ка к штурвалу, хватит лежать. Подмени Шенефельда».
– Ты же сам меня спать заставил, – рулевой приподнялся.
– Это было во время обеда. И Антонелла бы освежилась. Чего ей целый день взаперти сидеть?
Фьюминт встал, надел шапку и пошёл к двери: «Умеешь ты под благовидным предлогом выгонять». Девица накинула плащ и последовала за ним. Оказавшись на палубе, рулевой подошёл к площадке со штурвалом, положил руки на перила и обратился к Шенефельду: «А Клер нас выгнал».