Трое сыновей Ани хоть и щеголяли давным-давно седой шевелюрой, а возраст начинали с цифры «семь», всем своим крепким видом доказывали необоснованность материнских страхов. Внуки и внучки и вовсе были весьма себе здоровыми индивидуумами «среднего возраста» – так обиженно поправил своего маленького внучатого племянника один из мужчин, которого назвали «пожилым».

«Во времена моей юности 55-летние люди смиренно признавали себя стариками, – рассеянно думала Аня, ловко перехватывая морщинистой рукой подползающую к горе подарков праправнучку: девочка явно нацелилась распотрошить книгу в ярком переплёте. – Время течёт, мир меняется. Особенно сильно он изменился за тот век, что прожила я...»

Кадры воспоминаний калейдоскопом закружились перед глазами именинницы: детство в стране, изнурённой революцией и противостоянием красных и белых, первая любовь и великая война. Период разрухи и скитаний по гарнизонам, короткая полоса счастья и вновь чёрная полоса, из которой она с усилием выныривает: в строгом костюме директора собственного лицея. Двенадцать лет она возглавляла учебное заведение, пока не пришла пора передать его в надёжные и заботливые руки нового директора: после тяжело перенесённого гриппа Аня наконец-то ушла на пенсию. В возрасте 92 лет...

Судьба отмерила ей много лет, да только продолжительность жизни не гарантирует её благополучия: оно, как и всегда, исключительно в руках человека и той судьбы, что ему предначертана свыше: как её первому мужу было суждено умереть молодым.

«Сколько лет прошло, а лицо Славы помню, будто лишь вчера познакомились, – со светлой грустью вспомнила Аня первого супруга. – И Гришу помню не тем озлобленным умирающим стариком, каким он был в последний год своей жизни, а молодым красивым офицером, счастливым от того, что небо над головой не вспарывает рёв сирен, и гордым, что победа – результат и его усилий тоже. Когда за спиной целый век, хранить в своей слабеющей памяти надо только самые светлые моменты...»

Юбилей отгремел. Сыновья отвезли Аню из ресторана в её квартирку, которую она решительно отказывалась менять на большую в лучшем районе: зачем ей лишние квадратные метры, если она еле-еле справляется с уборкой этих?

– Отдыхай, мамуль, замучили мы тебя празднованием, – понимающе сказал старший сын, аккуратно складывая на стол все подарки. – Завтра уезжаем в пансионат на море, помнишь?

– Альцгеймер ещё не готов записать меня в пациентки, так что помню, – улыбнулась Аня.

– Может, сразу к нам поедем? Чего тебе одной сидеть?

– Сам же сказал: отдыхать от вас буду, шумные вы мои. Идите уже, – отправила сыновей по домам Аня и заперла дверь.

Ей в самом деле хотелось одиночества. И покоя. Но покой ей только снился: утром они большой компанией отправились в пансионат. Домой Аня вернулась через месяц. Разобрав сумку, она проковыляла на кухню, села за стол и опустила голову на скрещенные руки.

«Как же я устала... За последние восемь лет пенсии устала сильнее, чем за все предыдущие сумасшедшие годы... Но сил взяться за что-то новое не осталось, да и желания – тоже... Хочется уснуть и не просыпаться, но меня даже пресловутый ковид не берёт. Помнится, в Библии сказано, что когда Бог хочет кого-то наказать, он даёт ему вечную жизнь...»

С воспоминаний давних лет она переключилась на лица родных: сыновей, внуков, правнуков, маленьких праправнуков, а ещё – брата и сестры, которым тоже досталось долголетие уральских предков, родных племянников и бесчисленных внучатых племянников. Как разрослась её семья! Молодёжь такая шумная, яркая, уверенная в своих силах и в том, что им любое море по колено, любые проблемы по плечу. Молодёжь, только начинающая писать книгу своей жизни, с трепетом ожидающая переворота каждой новой страницы: на чёрном фоне будет её текст или продлится белая полоса? Молодёжь, что нет-нет да и посмотрит с ужасом на нищих, сидящих на людных бульварах с протянутой рукой: не ждёт ли и их такой же финал? Удастся ли пройти по жизни с гордо поднятой головой или судьба уже заготовила предательский удар под дых? Посмотрит с ужасом – и побежит дальше, взращивая в себе уверенность, что уж они-то не согнутся под ударами злого рока.