В семействе Копейкиных случилось невероятное происшествие – скончалась престарелая тётушка Глафира Петровна, оставив после себя загадочное завещание и трёхкомнатную квартиру в центре города. Событие это всколыхнуло весь род, подобно землетрясению в муравейнике.

Виктор Семёнович Копейкин, главный претендент на наследство, примчался первым, едва успев застегнуть пуговицы на пиджаке. Его супруга, Антонина Марковна, семенила следом, то и дело поправляя съезжающую набок траурную шляпку с вуалью, купленную по случаю на распродаже.

– Боже мой, Витенька, – причитала она, – как же это тётушка, не предупредив…

– Молчи, Тоня! – шикнул Виктор Семёнович. – Тут думать надо, а не причитать.

– О чём думать-то? – всплеснула руками Антонина. – Квартира-то всё равно наша будет. Мы ж единственные, кто её навещал!

– Раз в пять лет, на день рождения, – съязвил появившийся словно из-под земли двоюродный брат Михаил.

Михаил, известный в семье как "бесполезный художник", носил потёртый берет и имел привычку появляться именно тогда, когда речь заходила о деньгах или наследстве.

– А ты-то что здесь забыл? – вскинулась Антонина. – Тётя Глаша твои картины в прихожей не вешала!

– Зато она их в кладовке хранила, – парировал Михаил. – Бережно так, в рулончик свёрнутыми.

– В мусорный пакет завёрнутыми, – буркнул Виктор Семёнович.

К вечеру квартира напоминала растревоженный улей: из всех щелей повылезали родственники, о существовании которых даже Виктор Семёнович узнавал прямо на месте. Тут были и вечно молчащий дядька Степан, и близнецы Митрошкины (неизвестно, кем приходившиеся покойной), и даже загадочная троюродная сестра из Урюпинска, которую все знали по какой-то семейной легенде, но никто в глаза не видел.

Нотариус – тощий как жердь субъект с хитрой проплешиной через всю макушку – нервно поправил очки-половинки и вытащил из потёртого портфеля пожелтевший конверт.

– Итак, – начал он торжественно, – я, Глафира Петровна Копейкина, находясь в здравом уме и твёрдой памяти…

– Ближе к делу! – не выдержал Виктор Семёнович.

– Завещаю, – продолжил нотариус, – свою квартиру… тому из родственников, кто сможет прожить в ней месяц, не потратив ни копейки денег.

В комнате повисла тишина, словно кто-то выключил звук в телевизоре.

– Это как? – опешил Михаил, роняя берет.

– А вот так, – развёл руками нотариус. – Месяц без расходов. Кто выдержит – тому квартира.

– Но это же абсурд! – возмутилась Антонина. – А еда? А коммунальные платежи?

– Всё оплачено на год вперёд, – пояснил нотариус. – В холодильнике месячный запас продуктов. Условие одно: никаких трат.

Первым вызвался Виктор Семёнович. Он торжественно выложил все банковские карты на стол и заперся в квартире. Продержался ровно три дня, пока не закончились сигареты.

Следующей была Антонина Марковна. Её хватило на пять дней – сломалась, увидев объявление о сезонной распродаже в любимом универмаге.

Михаил держался дольше всех. На двадцать девятый день эксперимента он уже праздновал победу, но внезапно в магазине напротив появились холсты со скидкой 90%. Искусство требовало жертв, а квартира тёти Глаши – нет.

Неожиданно для всех испытание выдержала троюродная сестра из Урюпинска. Как выяснилось позже, она просто проспала весь месяц, впав в спячку от городского шума.

– Надо же, – удивлялся потом Виктор Семёнович, – а тётя Глаша-то знала, что делает. Всю жизнь копейку берегла, и наследника соответствующего выбрала.

– Да уж, – вздыхал Михаил, – видимо, меркантильность – это диагноз наследственный. Только сестрице из Урюпинска повезло – у неё иммунитет в виде нарколепсии.