– Зачем ты заглянул в галерею? – спрашиваю я, разглядывая его руки и подол рубахи.

– Позвать синьора Ромпольди, – объясняет Николо, снова пожимая плечами, – чтобы он принял работу и уточнил, что еще от меня требуется. Я столяр, работаю в нижних комнатах, чиню буфет.

– Значит, вора видели только Марко и вы, синьор, – говорю я Ромпольди. – Можете его описать?

– И довольно хорошо, – оживляется мажордом. – Он не ожидал, что тут кто-нибудь появится, и позволил себя разглядеть. Он был среднего роста, черноволосый, лохматый бородач со зверской рожей.

– Точно, – подтверждает Марко, – хотя, глаза у меня уже немолодые, и за зверскую рожу я не поручусь, но лохматые черные волосы и борода, это уж точно.

– Понятно, – киваю я, и мы сворачиваем за угол, в поворотную галерею.

Здесь всего две двери. В правой стене двухстворчатая дверь в столовую, в конце коридора дверь на лестницу. Я дергаю их ручки поочередно, они не поддаются.

– На всякий случай, я их запер тоже, – с нотками гордости за свою предусмотрительность, сообщает Ромпольди.

– Очень хорошо, – одобряю я. – А это что?

У стены напротив двери в столовую стоит низенький шкафчик на гнутых ножках, с одной дверцей. Она покрыта искусной резьбой с растительным орнаментом. Медная ручка потускнела от редкого использования.

– Просто шкаф, – отвечает Ромпольди. – Там всякий старый хлам, но монне Маддалене жалко его выбросить, вот он и стоит здесь. Говорит, резьба на дверце красивая.

Я киваю, соглашаясь с мнением хозяйки дома, и открываю дверцу. Внутри пыльно, полно старых сломанных вещей: веер из обтрепанных павлиньих перьев, коллекция щеток для волос со сломанными ручками, связки сальных свечей, пузырьки из-под благовоний. В глубине у самой стенки что-то бесформенно чернеет. Подцепив двумя пальцами, вытягиваю на свет накладную бороду из крашеной пакли, не очень умело сделанную, и черный лохматый парик.

Челядинцы синьора Ринальди и Сандро хором издают изумленный возглас, а я нахожу спрятанную за бородой и париком тяжелую шкатулочку из можжевелового дерева, запертую на магический замок.

– Как это? – ахает Ромпольди. – Он спрятал свои волосы и бороду, и покражу тоже сунул сюда. Но зачем?

– Чтобы вернуться за шкатулкой, когда розыски прекратятся и все стихнет, – отвечаю я. – Он успел это сделать, когда забежал за угол, и вы с Марко потеряли его из виду. Вы застали его на месте преступления, но он не растерялся. Необычайно ловкий вор. Кстати, это был человек?

– Человек, – в один голос подтверждают и мажордом, и старик Марко, а мажордом уточняет. – Для домовика он был высок, для эльфа или там, не дайте боги, вампира, низковат.

– А его одежда? – спрашиваю я.

– Что-то темное, – отвечает Ромпольди. – Какое счастье, Давиде, что ты нашел шкатулку! Я уж не знал, как посмотрю в глаза хозяевам. Но все же, куда он делся? Как вор выбрался, если все мы были тут, в коридоре?

– Потайной ход? – наконец, встревает Сандро, которому тоже хочется блеснуть догадливостью.

– Его тут нет, – уверенно возражаю я. – Стена оштукатурена, и было бы заметно, что в ней есть скрытый дверной проем. А ни картин, ни портьер, которые бы его маскировали, нет. Куда он делся, синьор Ромпольди? Никуда. Он все еще здесь.

– В доме? – мажордом весь подбирается и стреляет подозрительным взглядом по сторонам галереи.

– Прямо здесь, в галерее, – уточняю я. – Я спрашивал, кто где был, помните? В момент, когда вор убегал, все видели друг друга. Вы и Марко видели друг друга. Бертини и Нино видели друг друга. Николо и… А кто видел тебя, когда ты входил в галерею, Николо?

Ответом мне служит внезапный сильный толчок кулаком в плечо. От него я падаю на Сандро, и мы, потеряв равновесие, вместе отлетаем к стене. Николо вдруг преображается на глазах. Из большерукого увальня-столяра он превращается в быстрого, как олень, бегуна и атлета. Парой движений раскидав остальных слуг, загородивших проход, он бросается назад в прямую галерею. В следующее мгновение мы слышим звон разбитого витража.