Фёдор кивнул. Он не просто знал.
Он был готов.
И если даже его ждала тьма – он вышибет ей зубы.
«МУХА»
Павел Мухин родился на окраине Хабаровска, в районе, который еще с советских времен считался неблагополучным. Его детство сложно назвать светлым: отец, работяга, погиб на стройке, когда Мухе было всего десять. После его смерти мать медленно, но верно сползала в бездну. Сперва казалось – просто грустит, тоскует. Потом начали появляться бутылки на кухне, запах перегара, странные личности в коридоре, сигаретный дым в комнатах, грязная посуда, закрытые шторы даже днем. Всё превратилось в болото, где подросток Павел жил, как солдат в тылу врага. Каждый день – борьба за выживание.
Он рано понял, что в этом мире на себя можно положиться чаще, чем на кого-либо другого. Школа его не держала – дрался, плевал на авторитеты, прогуливал, хамил. В дворовой иерархии занял место быстро: у него был сильный удар, острый язык и то, что в блатном мире зовётся «порох в пороховницах». Он не боялся крови, а главное – не боялся проигрывать. Даже если выходил один против троих – бился до последнего.
Когда ему исполнилось пятнадцать, он окончательно ушёл из дома. Спал на чердаках, в подвалах, иногда у приятелей. Днём зависал на рынке или у вокзала, где можно было подработать или подрезать что-то с ларьков. К этому времени за ним закрепилось прозвище – Муха. Маленький, юркий, непредсказуемый. Но с каждым годом он обрастал массой и становился не таким уж и «мелким». Скорее – уже МУХА с заглавных, зловещих букв, как его шептали уважаемые люди, чьих женщин он увёл или кого разувал на бабки с жёсткой подачей.
К шестнадцати он уже держал свою «движуху» – небольшую, но сплочённую бригаду из восьми парней, каждый из которых готов был за него загрызть. Сначала крышевали киоски, потом начали заезжать на рыночных торговцев. Сперва осторожно – охрану отодвинуть, палатку перевернуть, дать понять, что можно работать спокойно, но через нас. Деньги шли. А с деньгами пришёл кайф: куртки «бомберы», кроссовки Reebok, цепи, музыка из кассетников и бабки – настоящие, не те, что с рыночной сдачи.
Но у денег один голос – громкий.
Их услышали те, кто постарше, посерьёзнее. Приехали ребята с центра города. Разговор был жёсткий. Поставили ультиматум: либо под "крышей" их клана, либо в землю. Муха выслушал, улыбнулся и на следующий день поставил одного из их «гонцов» на колени, засунув в рот его же «травмат». После этого разговоры с ним вели иначе. Он получил доступ к верхушке. Его начали замечать. А в уличных кругах – бояться.
Тогда-то он и начал задумываться о расширении. Под боком – Китай, граница, шальные деньги на транзите. У Мухи была голова. Он умел не только драться, но и считать. Через общих знакомых вышел на парней с Благовещенска, а те – на китайцев. Первый груз – спортивные костюмы, кроссовки, вся эта «фирма» на лоха. Потом пошли часы, "сигареты под брендом", а там и посерьёзнее пошло: палёная водка, химия, кое-где даже оружие. Канал работал как часы. Деньги текли рекой.
Он купил квартиру в центре, в доме, где жили раньше только партийные. Обставил по последней моде: итальянская мебель, видик с пультом. Машина – новенькая «девятка», потом и иномарка. Девки липли. Авторитеты – за руку здоровались. Все шли к нему с вопросами. Город знал – появился Муха, и он держит слово. Если пообещал – будет. Если предупредил – жди. Нарушил – хоронят.
Но 90-е не прощают расслабленных.
В один из октябрьских вечеров, когда город затянула промозглая слякоть, Павел получил звонок. Горела квартира на старом адресе. Та самая, где он родился. Где жила мать. Уже бывшая. В морге опознали троих – мать и двух её «дружков». Трупы обгорели так, что определить, кто есть кто, никто не решился. Муха стоял на холодном асфальте у морга, закуривая одну за другой. Он не плакал. Он просто не чувствовал.