Мне принесли пару шотов. Уже после официантка оставила всю бутылку. Вокруг было по-прежнему: безлюдно и спокойно. Когда я практически допил бутылку, официантка, улыбаясь мне, шепнула что-то бармену, и тот ушёл в подсобку. На танцполе замигал диско-шар и заорала музыка. А потом – чёрная дыра. Надеюсь, я им там всё разнёс вдребезги, в том ресторане. Под этими самыми камерами меня в бессознательном состоянии увезли в непонятном направлении. Теперь этот дурачок утверждает, будто бы я вернулся в наш номер под утро, разобрал комнату по частям, буквально до «котлована», и ещё умудрился стрелять по нему.

Сегодня снилось, как я пытаюсь перебраться за забор санатория, но каждый раз меня ловят каким-то глупым способом: вот я раздобыл где-то медвежью шкуру и ползу на четвереньках по лесу уже за санаторием, но в меня стреляют из охотничьего ружья, или вот он я, привязанный к брюху лошади, которая несётся галопом, отстреливаюсь от погони сразу из двух пистолетов, но потом пристреливают мою лошадь, а следом в упор стреляют в меня самого. Но самая страшная часть была про то, как я вторые сутки стоял в болоте почти по шею, вымазанный в грязи для маскировки, не мог пошевелиться, чтобы не выдать себя, терпел запах тухлой воды, и только ещё одна присосавшаяся из облепивших меня всего пиявок могла заставить почувствовать онемевшее от холода и неподвижности тело. А на берегу сидел санитар, смотрел на меня в упор и ничего не делал, будто ждал, когда мне наконец надоест и я сам вылезу и сдамся.

Не дадут же они мне просто так взять и уйти домой после всего этого? Пришлось сидеть в кабинете и ждать, пока медсестра напишет под диктовку врача диагноз, назначения и список лекарств. В кабинете бетонные стены обиты матами и старыми матрасами. Я в шутку спросил медсестру: это чтобы не слышно, как вы меня пытать будете? Врачиха мне, не улыбаясь: а это чтобы рикошета не было.

Территория санатория была напичкана соснами-великанами. Выложенные плиткой узкие пешеходные дорожки, давали понять посетителям, что кучковаться по двое или трое тут строго запрещено. Кислород кружил голову городским пациентам. Они пошатываясь ползли струйкой по дорожкам от главных ворот до главного входа, громыхая колесами чемоданов по плитам.

А через пару дней я увидел Нину. Она озарила своей напористостью и бодростью пространство вокруг: цоканье маленьких каблучков эхом пронеслось по всей территории санатория. Под развевающимся на ветру белым халатом почти прозрачная блузка еле сдерживала в рамках приличия грудь и амбиции новой временной заведующей. Мои глаза наблюдали, как чёрные туфли на каблучке детского размера, почти не касаясь земли, двигаются по направлению к врачебному корпусу. Отметил ещё про себя, что капроновые носки по щиколотку вновь вошли в моду у молоденьких женщин. Это не сулило мне ничего хорошего.

Нина всегда делала укол сама. Протыкала кожу истерзанной руки, рассматривала узор из вен и синяков, наслаждалась этим изменением в сознании пациента, в его взгляде и действиях. Смотрела, как из каждого из нас уходит желание проявлять свой норов, характер, особые предпочтения. Ей, наконец, становилось спокойнее. Обезвредив пациента от него же, она принималась за разговоры обо всём на свете, поглядывая, как он постепенно засыпал. Вместо него просыпался её безвольный раб, который знал только одно: без неё он моментально погибнет, сгинет среди этих стен или прогулочных дорожек вокруг санатория.

«Вы должны радоваться жизни! – тихим голосом сказала она, когда загоняла иглу мне в вену. – Не давайте им себя одолеть, – она пыталась поймать мой взгляд, оторвать его от пола. – Посмотрите на меня! Обещаете?»