У Элли перехватило дыхание. Она точно все правильно расслышала? Мадам Эдит Спинк, первая женщина – член Королевской художественной академии, и правда только что предложила стать ее ассистенткой?

– Конечно! Я буду счастлива работать с вами.

– Хорошо. В понедельник после занятий обсудим все детали. Как вы относитесь к тому, что придется много разъезжать по городу? Боитесь бомбежек?

Элли помотала головой. Ее пепельные волосы качнулись в такт, рассыпавшись по голубому платью.

– Не боюсь. Отец говорил, что немцев интересуют наши доки и фабрики на берегу реки, но я там не бываю. Мы с Рути, моей подругой, обычно после уроков идем в кино. И пусть кто-то рискнет помешать нам посмотреть «Джесси Джеймса» с Тайроном Пауэром в главной роли! Мы с ней сто лет ждали, когда этот фильм доберется до Нориджа.

– Да, хороший фильм. Как там они говорят? Не позволяй ни одному ублюдку побороть тебя. В понедельник после занятий поговорим.


Элли вылетела из дверей внушительного викторианского здания из красного кирпича, Нориджской школы искусств и дизайна. Ее сердце было готово выскочить из груди. Вот он, день, с которого начнется настоящая жизнь. Она будет художником, как великолепная мадам Эдит Спинк. Нет, не так. Она художник. Она уже художник. Ведь из всех учеников мадам Эдит выделила именно ее. Не Грэма Симмонса с его агрессивным кубизмом. Не Грейс Адамсон с ее неоимпрессионистским пуантилизмом. Даже не синеглазую Сьюзен Перри-Гор с ее идеально прорисованными городскими пейзажами.

Элли бежала по булыжной мостовой, где после утреннего дождя в швах скопилась мутная вода, мимо каменных стен средневековых замков на Сент-Эндрюс-Хилл к магазинчикам на Лондон-стрит. Посмотрев на часы, она припустила быстрей мимо открытого рынка вдоль оживленных торговых улочек до самого кинотеатра «Карлтон», построенного в стиле ар-деко, и только там остановилась и подставила разгоряченное лицо под прохладный ветерок.

Ей не терпелось поскорее поделиться новостью с Рути. И с Джорджем. Она позвонит ему завтра перед сменой на шоколадной фабрике Макклинтонов, хотя точно знает, что он ей скажет на это: «Молодец, старушка. Я всегда знал, что ты талант. Как по мне, так ты не хуже того француза – Моне, кажется».


– Давай просыпайся, засоня, мы дома.

Рути толкнула ее в бок. Элли поморгала и потерла глаза, даже не сняв перчаток. Автобус подъехал к остановке. Она зевнула и поднялась с места.

– Ой, прости. Я ведь не храпела?

– Да еще как храпела, как портовый грузчик. Тебе снился Тайрон Пауэр? Он божественный! А какие у него усики!

Элли взглянула в широкое доброе лицо подруги, чьи щеки раскраснелись от летнего тепла. Ее каштановые кудри спадали из-под темно-синего берета на воротник цветастого летнего платья, которое она перешила из маминого.

– А на прошлой неделе ты то же самое говорила про Кларка Гейбла. Какая же ты ветреная, прямо под стать им всем.

Рути Хаггинс легонько подтолкнула Элли к выходу.

– Поторопись, подруга. Уже поздно, а я страшно хочу есть. Мама сказала, что оставила мне кусочек пастушьего пирога.

– Пастушьего пирога? Где она взяла ягненка?

– На прошлой неделе у дяди Джека сдохла старая овца. Ну он ее и разделал. Завтра папа опять поедет в Фэкенхем, возьмет еще кусок. – Тут она прижала указательный палец к губам. – Только не говори никому.

Они спрыгнули с подножки, но вдруг Рути схватила Элли за руку и дернула в сторону – прямо перед ними пролетел, не сбавляя скорости, велосипедист.

– Гонщик чертов! – крикнула Элли ему вслед. – Что б тебя!

Рути взяла подругу под руку.

– Осторожность никому еще не мешала, тем более когда ни одного фонаря не горит. На прошлой неделе какой-то велосипедист сбил кузена Марджери Робертс. – С этими словами Рути вытащила из рукава белоснежный платочек и, помахивая им в чернильно-черной тьме, перешла вместе с Элли дорогу.