– Ага.

– Или осенняя.

Он краем глаза смотрел на кромку ее лица, покрытого пигментами и мелким прозрачным пушком. Затем провел  взглядом по касательной и выше, к блестящим в мочках золотым серьгам, и затем еще раз на еле видимый пушок щеки и резко вниз, на начищенные до блеска ботиночки (этого у нее не отнимешь).

Слева стояли два пожилых мужчины. Один другому рассказывал, про неизвестного зверька. «Морда серая?» – спрашивал слушающий. «Нет». – «Значит, это поскребыш!» – «Поскребыша я знаю. А этот смотрит из-за бани. А я подкрался и погладил, а он не шелохнется». «Вот заливает. – думал Гамлет. – Чтобы дикого зверька гладить! Так он и подпустил». Гамлет сидел, опершись на руку, рассматривал ржавую железнодорожную гальку и ссохшиеся от старости, но еще пригодные для нашей забытой неэлектрифицированной дачной ветки, бурые шпалы. Большегрузы здесь редко ходят. Взглянул на путевых рабочих, стоявших метрах в пяти по ту сторону рельс и с пристрастием обсуждавших продолжительность  своего рабочего дня.

От ясного неба испытал легкую радость. Еще раз глубоко, полной грудью, вдохнул, желая надышаться перед городом. Впереди лето, и никто этого не отменит. Из-за леса показалась маленькая электричка. Платформа зашевелилась. Все помогали друг другу надеть рюкзаки, набитые прошлогодней капустой, морковью, свеклой, картошкой, и луком.  Подъехав, электричка  стала гигантской дизельной махиной. На небольшой бетонной платформе собралось человек двадцать пожилых .

Зайдя в вагон, они  ловко растворились в общей массе пассажиров, так что не различить, кто сел только, а кто ехал. Молодежи не было, и поэтому мы выделялись. Среди недели молодежь на работе.

– Заплачу за полпути, здесь все так делают – сказала Лена, словно сама не была уверенна, что  сделает.

Ему же всегда когда приходилось хитрить, становилось не по себе.

– А может, не надо. Что мелочится?

В вагон зашла кассир с мини-кассой в руках и сразу, игнорируя замаскировавшихся, направилась к нам. За ней семенила женщина в железнодорожной униформе. «Неплохо дела у железнодорожников, раз и на пригородные электрички проводников ставят» – подумал в тот момент, когда резким движением кассирша, взяла протянутые мной деньги – сто рублей – и пробила полные билеты, а это ни много ни мало – 90 рублей. В  руках появился сиротливый червончик. Сдача не впечатляла. Кассир с проводницей, не найдя, кого еще обилетить, проследовали дальше.

– Нет, я так больше не поеду – не выгодно – обижено заметила Лена и покосилась на неприподъемные  рюкзаки с овощами.

– Да ладно, не переживай.

– Просто удивительно! Когда я с тобой еду, всегда так бывает!

Ну, вот ты посмотри, она же больше никого не обилетила. Все к окошкам отвернулись. Старички в картишки рубятся и ничего. А как нас увидела, так быстро и подбежала.

– Ты права. Со мной всегда так. Меня без оплаты не оставят. За все плачу. Видно доля моя. – не то что корился, а просто обижался на себя, что все как-то не так, как у других. Ну, не умею я, когда надо, отворачиваться к окну или делать вид, что уснул. Хотя и такое случалось. Стыдно. А вот старым не стыдно – в картишки  наяривают. А может, у них льготные проездные? Тоже может быть. Или пенсии мизерные ? Скорее всего!

27

Маскарад

«Дуэт одиночеств»! Не звучит. «Дуэт певцов»! Лучше, но тоже как-то. Речь о двух одиночествах, которые, к сожалению, не певцы. И зачем их объединять? Женить!? В надежде, что они друг друга осчастливят? Если еще и не млеют при виде друг друга то пустая затея. К тому же они безголосые – произнес он басом под звук льющейся воды, глядя, как она моет ложки, вилки, экономно поливая их сине-зеленым «Ferry», и подумал: – Хотел бы с тобой спеть, что, скорее, означает – спать, что тоже удача.