– Да больно нужно, головешка тупая! Как Мишке, Волчку, Гудку и другой братве, ты на задних лапках бежишь чердак открывать, боишься ****юлей получить, трус вонючий.

– Я-то не трус, а вот ты жмот – из-за какой-то контры зажался. А как на «телок» смотреть, так ты первый и фиг тебя оттащишь от дырочки, страдалец.

Так и расстались. А на следующий день на контрольной сколько Коля не кликал Ивана, тот не обращал на него никакого внимания. Дошло до того, что Колян заработал замечание и снижение оценки, хотя, что там снижать, если он ничего не написал.

А через месяц Коля решил помочь маме развесить соленую рыбу, пойманную отцом, и, по привычке постелив на подоконник газету «Правда» с Леонидом Ильичем на развороте, принялся насаживать серебристую чахонь на киперную ленту с привязанной медной проволокой на конце, чтобы легче продевать. Насадив несколько рыбин, Колян взял очередную и засмотрелся на Леонида Ильича. Ему показалось, что тот как-то особенно смотрит и говорит: «Хге, дарахгыие таварищы! Хге!» Коле стало смешно. И через улыбку, глядя на Леонида Ильича,  он протянулся к веревке, чтобы взять и насаживать дальше, но не найдя на привычном месте, потянулся дальше, и еще дальше  и вдруг неожиданно провалился в пустоту. Цепкие лапы пустоты схватили его за руку потом за  голову и, рванув, потащили к земле.

Все ухнуло и промелькнуло в один миг. На долю секунды его голова превратилась в свинцовое грузило, а через мгновение воды и невесомости на удивление не оказалось, она кончилась, и Колян с жутким скрежетом вонзился в асфальт и казалось,  при столкновении , высвободил миллиарды нанозвезд. Где-то в вышине заверещал материнский голос.

Все сошлись во мнении, что другой бы не выжил. Но Колина голова, из-за которой он и получил прозвище, врезавшись в мягкий асфальт, не раскололась, а лишь дала спелую арбузную трещину от лба, и за ухо. Он долго лечился. После этого его в школе зауважали еще больше, но в школу он больше не ходил. Даже хулиганы при встрече почтительно протягивали  свои немытые руки. Для всех Колян стал не просто головой, а бронебойной. Про шею, которая выдержала такой удар и не сломалась, почему-то никто не вспомнил. Шея, есть шея, считали они.

Из-за отсутствия в домах горячего водоснабжения Андрей с Гамлетом, с Иваном и Колей (еще до  падения) любили парнуться. И чтобы попариться, терпеливо выстаивали  длинную очередь. Изредка им везло и, пользуясь жалостью подвыпивших мужиков, удавалось проскользнуть без очереди. Андрей старался затащить худосочного Гамлета в парилку, но тот сопротивлялся:

– Пойдем, я тебе говорю.

– Нет, не хо-о-очу-у-у!

– Да что ты заладил! Знаешь, как здоровско! – подрагивая всем телом, изображал Коля.

Но Гамлет  не хотел понять, и поэтому Андрей во избежание ссор с бабушкой (как правило, маме и дяде Саше Гамлет не жаловался) оставлял его в покое. Из бани люди выходили легкие, распаренные и довольные собой. Бежавший по щекам и дальше в ноздри легкий морозец только усиливал удовольствие, и оставалось лишь  теплее укутаться, чтоб не застудить горло и уши.

Из развлечений самым популярным считалось кино. Тем более что кинотеатр недалеко от дома. После окончания сеанса двери «Прогресса» распахивались, и оттуда вываливалась масса детей и подростков.

Часть этой массы сразу же искала, что бы такого нашалить, кого шакальнуть, пинуть, как покурить, и чтобы завуч по воспитательной работе строгая – Ф.Салаховна не засекла. Домой они не стремились, ибо их домашняя реальность казалась страшнее жутковатой мистики – гоголевского «Вия».

В отличие от шпаны большая часть детей, сбившись в кучки и убегая от сгущающихся сумерек, без задержки преодолевала слабо загруженную в такой час улицу «Коммунистическую» и, разделившись по  направлениям, как ручейки, растекались дальше по проулкам к близстоящим домам и дворам. Андрей, Гамлет, Коля и Иван шли вместе. Они жили рядом, где-то посередине между кинотеатром и школой.