Он сделал шаг вперёд. Не быстро – медленно. Как приговор.

Артём сделал шаг назад, но пол покачнулся, будто здание дышало.

Славик хотел закричать – но голос не вышел.

Мирон разжал пальцы – палка выпала. Из его носа тонкой струйкой пошла кровь. Он зажмурился и начал читать «Отче наш», но сбивался на каждом слове.

Андрей прошёл мимо. Не глядя больше на них.

И когда он открыл дверь в коридор, всё исчезло. Свет вернулся. Звуки тоже. Будто ничего и не было.

Позже, в медпункте, Славик лежал под капельницей. Его сердце билось неритмично. Он говорил вполголоса:

– Я видел… Я видел себя в гробу. Я… был жив, но не мог закричать.

Артём не пришёл домой. Его нашли вечером на крыше старого зернохранилища. Он сидел на карнизе, глядя в небо, и повторял:

– Пространство – это клетка. Он показал мне.

Мирон ушёл в церковь. Просто пришёл к отцу Михаилу и сказал:

– Батюшка… Я согрешил. И теперь он во мне.

Свеча на кухне загорелась сама. Он поднял глаза – и тихо спросил:Андрей молчал. Он просто вернулся домой. Сел за стол. – А ты придёшь снова?

Да.И что-то в ответ дрогнуло в воздухе.

Но восьмой – снял капюшон.В ту же ночь, когда трое учеников столкнулись с Андреем, в подвале одного из заброшенных домов на окраине села вновь зажглись свечи. Запах воска смешивался с гарью, пепел лежал кругами на полу. На стене – символ, вырезанный ножом: чёрная кривая звезда с оком в центре. Рядом – шесть человек в капюшонах. Молча. Без лиц. Но на шее у него – выжжена метка, которую он тщательно скрывает.Это был Владислав Крутин, ученик 9-Б. Тот самый, что сидел в двух партах от Андрея. Тихий, незаметный, с хорошими оценками. – Он активен, – сказал один из старших. Голос хриплый, женский. – Ударил троих. Не физически. Энергией.

– Он не наш, – пробормотал другой. – И не их. Он между. И значит – его можно сломать.

– Или использовать, – добавил Владислав. Его глаза были пустыми, словно зеркала. – Он не осознал себя до конца. Значит, он уязвим.

Старшая протянула ему кожаную сумку.

Но если нет… **он ослабеет. Мы начнём.»– Это. Положишь в его сумку. Только не тронь. Если он будет слишком близко – артефакт загорится. Тогда – отступай. Он сел за парту. Владислав – через один стол. Улыбнулся, тихо:На следующий день в школе всё было как обычно. Андрей снова пришёл в тишине. Его взгляд был чуть напряжённее. Будто он чувствовал приближение чего-то. А я нормальный, если что.– Привет. Ты вроде со мной не общался. Губы его шевельнулись. Еле слышно:Андрей чуть повернулся. Посмотрел внимательно. – Ты пустой.

У Владислава дёрнулся глаз, но он улыбнулся шире.

– Шутник…

Открыл молнию. Движением, отточенным и бесшумным, положил внутрь небольшой медный кулон – потемневший, с выгравированным языком, которого не было ни в одном учебнике.На большой перемене он подкрался к рюкзаку Андрея. Но дело было сделано.Он сразу почувствовал боль. Лёгкую. Кровь из носа пошла тонкой струйкой. Он вынул предмет. Тот был горячим, как уголь, но не обжигал.Тем же вечером, когда Андрей вернулся домой и открыл рюкзак, он остановился. Его рука дрожала. И шёпот в комнате собрался в слово: Он смотрел на него – долго. – Вижу тебя. И ты не один.

Он смотрел прямо в окно, не моргая, а его тень – была вдвое длиннее, чем должна быть.В этот момент из окна раздался всплеск света. Снаружи, на заборе, стоял чёрный ворон. Положил в коробку. И прошептал:Андрей спрятал амулет в ткань. Завязал узел. – Ты пришёл первым. Но не последним.

Дом Владислава стоял на отшибе, возле реки. Старый, деревянный, с обвалившейся верандой и окнами, завешанными тюлем, потемневшим от времени.