Ну и человек-пиво – это по Андрушиной шкале общения собеседник в меру молчаливый, долгоиграющий и такой, который что ни скажет – всё по делу. Правильный, зараза. Не разговаривает, а только дразнится. Сразу ещё кого-нибудь позвать хочется. Пожалуй, именно в обществе людей-пив и была придумана фраза «Вместе веселей». В эту постную категорию Андруша Вику и определил, поэтому изрядно обрадовался возвращению не таких привлекательных, но более пригодных для общения Яны и Ярослава.

Штопор бесед всё глубже ввинчивался в пробку раута. Темы стали смелее, диалоги – честнее, а тосты необязательнее. Яна с Че зачастили пропадать на минуточку в недрах коридора, пока однажды не пропали без вести.

Томаш закусывал и тяжело дышал. У Андруши была аллергия на шерсть, но на гладкошерстного малыша Барни это не распространялось. Об этом он не знал, поэтому то и дело отхаркивал приступы удушья. Но постепенно тишину на кухне перестал нарушать даже кашель.

– Тут же две комнаты? – просипела Вика ломающимся голосом подростка.

– Ну, когда я тут в последний раз был – две было, – ответил Томаш.

– Чо?.. – девушка сглотнула и медленно слезла с колен спонтанно обрусевшего чеха.

Полминуты назад вопрос о количестве комнат, вытекающий из ситуации, как аминь из молитвы, благовестом прокатился в ушах Андруши. Молодой человек почувствовал себя господом, ибо настал этот момент, этот райский момент, о котором годами он грезил и в котором видел апогей блаженства от общения с противоположным ему полом не по поводу зарплаты. Это был момент, когда он разговаривал о всякой ерунде с очаровательной девушкой, постигал её как личность, проникал в её увлечения, по-дружески подшучивал, удивлялся общим мыслям и при этом точно знал, что вот-вот впервые воспользуется с ней одной из двух комнат. Такой флакон дружбы, влечения, предвкушения, интриги и уверенности дарил ему аромат самой жизни.

Но, будучи порядочным троллем, Андруша заткнул нос. Он так не мог, понимая: Викино либидо улыбается не Андруше, а Томашу. А сторонником побед любой ценой он не был. И разве это победа? Ни чести, ни удовольствия. Как выучить наизусть таблицу проверки зрения, называть буквы по памяти, не видя их, и радоваться, как ловко надул окулиста.

Ну и… Как быть после? Земля круглая, а Белгород ещё круглее. Узнает же. Возьмёт ещё и отрежет что-нибудь… Да хотя бы и путь к себе. Эти мысли оседали в Андруше уже полвечера, поэтому он знал, на каком языке лучше ответить на вопрос Вики.

– Ты чё, сучок, горя хочешь?! – произнесла заклинание Вика и превратилась в ведьму.

Из кроткой Гаечки полезли щупальца Урсулы. Доселе столько отборной брани, сказанной от души, от неё слышали лишь самые родные и близкие. Вика аффективно принялась стрелять глазами по кухне в поисках чего-нибудь побольнее, но не смертельного, пока не остановилась в выборе оружия на ладони, как следует впечатав её в левую половину лица Андруши. Благо, способность воспринимать женский ор он утратил ещё в детстве, а резистентность к пощёчинам приобрёл в течение дня, заливаясь обезболивающим.

– Да что ты как эта? Я мог бы вообще не палиться, – отрешённо объяснился Андруша. На истерику он не обращал никакого внимания, а только сожалел об испорченной ночи, видя в себе мученика, пострадавшего за своё благородство.

– Янá! – сродни суслику, предупреждающему родичей об опасности, прокричала Вика, вытащив лицо из кухонного пролета. – Он ни хера не чех!

Но Яна была очень занята, потому расслышала только своё имя. И ей очень не понравилось, что ударение в нём было сделано на «а». Жизнь её научила: это верный признак, что её будут отчитывать или нагружать делом. Обычно, после того, как человека звали, коверкая ударения, следовало примерно следующее: «Янá, а кто мне обещал ещё вчера заплатить за квартиру?» – «Оля́, а ничего, что я себе банан покупала?!» – «Ааалег! Аааалег!… Куда пошёл? А мусор?!»