Сегодняшние сводки говорят о критическом положении Москвы и Харькова, – боюсь, что следующая очередь Ярославля. Сейчас наши силы еще не могут быть введены в действие, и приходится отступать. Но это ненадолго. Быть может, и до Волги, но все равно мы перейдем в наступление. Если не зимой, то весной. Ведь большую роль должны сыграть наши лучшие два русских генерала – январь и февраль. Их наступление неудержимо.
В Майкопе с питанием ничего, – живем в основном на столовой, подкармливаемся у хозяйки.
Здесь в дороге вижу дикую дороговизну, спекуляцию и восстановление старых кулацких традиций – обмен колхозниками хлеба на пианино. Думаю, мои голодуют.
У Ванды, видимо, то же самое. В то же время в полях и на станциях видишь брошенный проросший хлеб, овощи и проч. Эх, велика и обильна, но порядку в ней нет до сих пор. Работать нужно. Зверски работать и бороться.
Если Ванда будет куда-нибудь переезжать, – всегда, если не сообщит, можно узнать через Переселенческое бюро.
С партией у меня еще не закончено, – не утвердило еще бюро, а поездка затягивает этот вопрос.
7 ноября 1941. Дорога
Парад 1941 года
Пишу на пароходе «XVII год», на котором подъезжаю скоро к Ульяновску.
Слушаю сейчас радиопередачу Московского парада. Этот парад меня восхищает. Я его оцениваю как высочайшее проявление силы, героизма и наглости. Не взирая ни на какие самолеты противника, на наличие в нескольких километрах фронта, – производится грандиозный парад с колоссальным скоплением людей уже в продолжении нескольких часов. Изумительно.
Жаль, не слыхал еще вчерашней речи Сталина, так как занят был в это время на пристани в Казани.
Поездка в Казань
В Казань я приехал второго, проездив по железным дорогам 18 дней. Побыл там до вчерашнего вечера, ознакомлялся с новинками. А сейчас еду домой. Но так как через Тихорецкую не пропускают, да и по воде быстрее, – едем по маршруту на Астрахань, Махач-Кала, а далее по железной дороге.
Когда мы ехали в Казань, пришлось ездить всякими способами – и на платформах, и на тормозах, и в санитарных поездах, но зато сейчас я чувствую себя, как в мирное время. Еду в одиночной каюте 1-го класса, со всеми удобствами. Правда, плохо с шамовкой. В Казани достали только хлеб (4 буханки) и взяли за 150 рублей втроем пять килограмм баранины. Но ее нужно сварить, и мы сейчас по очереди поварим на кухне, так как буфета и повара нет. Ночью или утром будем в Куйбышеве, и я решил заехать к своим.
Не знаю, будет ли Ванда проситься со мною, но в Майкоп я их не возьму, а на поездку ее в Тифлис, пожалуй, бы согласился. Хоть голодать не будут.
Я посмотрел в Казани – дорого все страшно, да и нет почти ничего. Я мог бы довезти их до Махач-Кала, а дальше пусть едут сами. Может быть, и литер на проезд удастся достать.
В общем, там видно будет.
Посмотрел коротко Казань, – народу там, особенно москвичей, – уйма. Лекции академиков, выступления московских артистов и пр. Город ничего себе, но новое резко бросается в глаза в грязи и нищете старых домов, улиц и пр.
Дни стояли хорошие, по 5–6 мороза.
Поэтому из боязни, что станет Волга, пришлось поторапливаться. Писем в Казани, понятно, ни от кого не получил.
Особых красот на Волге пока не вижу. Скоро будут Жигули. Жаль, деревья все голые, да и холодно.
Сейчас по радио слышны из Москвы детские голоса, – прямо мороз по коже пробирает. Много у нас глупости, много мерзости, но и неисчерпаемое количество мужества. А в общем, грустно. Но надежда и уверенность в победе совершенно твердая.
19 ноября 1941. Саратов
Крепко засел в Саратове. Приехал сюда по Волге, а дальше пароходов уже нет, так как она стала. Дальше поеду поездом до Астрахани, а там морем на Махачкалу. Но уже третий день нет поезда.