– Дикари, – пожаловался костру Жарк, – звезды – это сгустки пламени, вроде нашего солнца, только очень далеко, а говорить, не размыкая губ, могут чревовещатели. К нам приезжал один с цирком. У них голос из живота идет.

Орикс недоверчиво прищурился. Налил себе в кружку еще чая из котелка. Помолчал, потом спросил:

– Зачем тогда так много солнц? Кому они нужны?

– Откуда я знаю? – раздраженно дернул плечом Жарк, поправил сползшее покрывало.

– Вот видишь, – наставительно произнес Орикс, – не знаешь. А я знаю, что это пристанище душ. Нас много, потому и звезд столько, что не сосчитать. Или будешь спорить с тем, куда мы уходим, когда умираем?

Жарк недовольно завозился, в теологических спорах он был не силен и сейчас с досадой искал доводы для упрямого дикаря.

– Не все туда уходят, – возразила Анди, добавляя: – Кто-то станет песком.

Зачерпнула пригоршню, пропустила сквозь пальцы. Падающие песчинки заиграли в свете костра.

– Я лучше на небо, –заявил Жарк, отодвигаясь от троглодки, – чем в вашей пустыне носиться безмозглым песком.

– Это честь, – вступилась за свою богиню девушка.

– Конечно-конечно, – с кислым выражением согласился слуга, ни разу не поверив.

Анди с закаменевшим лицом встала, забрала котелок с остатками еды и направилась в сторону ближайшего бархана.

– Что это она? – заволновался Жарк, которому от брошенного на него взгляда девушки стало не по себе, и в голове зароились подозрения.

– Пошла умилостивить пустыню, чтобы она не прогневалась на твои слова и не наслала на нас погибель, – пояснил Орикс, невозмутимо потягивая чай.

Жарк побледнел.

– А может наслать? – заинтересовался Ирлан. Он нисколько не волновался насчет Анди и гнева богини, а вот послушать об опасностях пустыни было полезно.

– Попадал я пару раз в песчаную бурю, – с видом бывалого начал рассказывать наемник, – последний раз думал заживо похоронит. Не видно не зги. Все вокруг желто-серо. Ветер воет – страсть. Песок лезет в рот, в нос – только тряпкой и спасаешься. А по коже сечет, зараза, точно острыми колючками, а не песком кидается.

Помолчали. Потом Жарк нервно спросил:

– Не слишком ли она долго?

Орикс с сожалением заглянул в пустую кружку, вытряс последние капли на песок, убрал в сумку.

– Если сочтет, что объедков нашего ужина недостаточно, может и жертву принести. Зверя там или человека. А вообще здесь уважают головы. Причем отрезать надо обязательно у живого, после вытащить язык, мелко порезать, обвалять в золе и съесть – тогда к тебе перейдет сила и удача убитого. Тело надлежит сжечь, пепел развеять по пескам, чтобы мертвец тебя потом не тревожил, ну а головы сушат и вешают в жилищах. Говорят, помогает от темных духов и приманивает удачу.

– Прям отрезают и вешают? – с придыханием спросил Жарк. Оглянулся, точно троглодка уже стояла у него за спиной с ножом в руке. Пробормотал: – Ножи-то все на месте.

Орикс поманил его к себе, а когда слуга наклонился, произнес, понизив голос до сокровенного шепота:

– Троглоды и голыми руками могут оторвать.

Жарк отшатнулся, свалился с тюка, на котором сидел, угодил ногой в костер, зашипел, выдергивая пострадавшую конечность, оглянулся и завопил – за спиной темным призраком стояла Анди. Девушка удивленно вскинула брови, холодно посмотрела на хватающего ртом воздух слугу и перевела взгляд на Ирлана:

– Идем. Ты же хотел лечиться?

Ирлан с сомнением глянул на стоящую за кругом света темноту. Удалятся от костра не хотелось, но сам согласился, отказ теперь будет выглядеть трусостью.

– Хозяин, – жалобно проговорил Жарк, смотря полным сочувствия взглядом, точно на смерть провожал.