– Проезжайте, – скомандовал, прикрывая лицо рукавом, – господину скорейшего исцеления.

А ему самому – чтоб мимо пронесло, и солдат вознес короткую молитву небесам.

Ануньский монастырь принимал всех страждущих и больных, и был единственным местом, где брались лечить гемульскую лихорадку. Ходили слухи, что кому-то удалось исцелиться, и теперь больные сползались туда в последней надежде избавиться от болезни.

Скрипнули колеса, первая повозка тронулась с места, следом за ней поползла вторая. Ею правил бандитского вида здоровяк, от вида которого внутри стражника раздался звоночек тревоги, но вонь быстро отбила охоту разбираться, кто там – охранник или слуга такой странный.

– Быстрее давай, – шлепнул по заду крайнего верблюда, срывая на нем злость. Караван ускорился, пропадая за воротами, а солдат еще долго не мог унять чувство тревоги.

– И почему я? – простонал Жарк, выбираясь из повозки.

Они остановились на привал на берегу реки. Скрылась из вида Хайда, и скоро им предстояло свернуть с дороги, ведущей в монастырь, на север.

Вид у слуги был страшный: алыми звездами выделялись на коже язвы, лицо распухло, а запах… Дерхи предупреждающе скалили зубы, отворачивая морды в сторону.

– Это потому, что я самый толстый, да? – и он потянулся почесать щеку.

– Не трогай, – предупредил его Ирлан, – к вечеру полегче станет, а через два дня и следа не останется.

– Если маг не обманул, – проворчал Жарк.

– Мы ему столько заплатили, – успокаивающе произнес Ирлан.

Анди подошла, молча подала кружку с водой, Жарк с жадностью присосался.

– Еще и мужем этой, – закашлялся, подавившись, – позор до конца моих дней.

– Хватит, – оборвал его Ирлан, – а то на самом деле заставлю жениться, – пригрозил.

Анди за его спиной зло сверкнула глазами, выразительно провела ладонью по горлу. Жарк открыл было рот – возмутиться, но наткнулся на взгляд хозяин и счел за лучшее промолчать.

– Господин, они покинули Хайду, – с поклоном сообщил слуга.

– Как? – подскочил с места Лаврус.

Раздосадовано проследил, как чашка с чаем, не выдержав резкого толчка, опрокинулась, заливая бумаги. Крайне нужные бумаги…

Слуга с извинениями бросился убирать. Лаврус только рукой махнул – все одно к одному. Сначала этот бедолага аргосец. Угораздило же их связаться с песчаными ведьмами…

В самой Бальяре мнения разделились. Кто-то считал, что отправить дочь песчаной ведьмы в Аргос было хитрым планом, мол, рано или поздно свободолюбивая и избалованная девчонка прокляла бы Ашира Третьего. Кто-то утверждал, что сам салгас не был в курсе, кем является мать дочери и его наложница. Молодой, дурной, охочий до женщин – гарем салгаса был одним из самых многочисленных за всю историю Бальяры. А вот наследников Создатель салгасу не дал. Единственную дочь родила одна из наложниц, да и то, поговаривали, не без колдовства.

После падения Бальяры салгаса по-тихому траванули, трон занял его младший брат, который уже имел трех сыновей в наследниках.

Сколько точно обитало песчаных ведьм в песках, не знал никто. Их боялись и одновременно уважали – они могли сделать то, что другим было не под силу. Могли сотворить самое черное проклятие, а могли излечить от бесплодия. Одной рукой убивали, другой – исцеляли. Но вот злить песчаную ведьму было гиблым делом. Об их злопамятстве ходили легенды, и под проклятие попадал не только виновник, но и его семья.

Потому, когда в Хайду пришли посланники Аргоса с требованием выдать ведьм, сидевший тогда на троне салгас согласился, тщательно скрывая радость. Уничтожить опасных и вредных старух чужими руками – да об этом можно было лишь мечтать!