Один из таких случаев был настолько травмирующим, что я помню его до сих пор. Я выучила стихотворение, старательно отрепетировала его несколько раз и прекрасно продекламировала его своей маме. Но когда я предстала перед классом, я застыла словно парализованная, не в силах произнести ни одного слова. Мои попытки оправдаться и объясниться остались без внимания. Учительница рассмеялась, когда я призналась, что у меня заикание, и отказалась мне верить, так как, по ее словам, она видела, как прекрасно я разговариваю с друзьями. Мое предложение написать текст стихотворения тоже было отвергнуто.

Огорченная неудачей, я чувствовала себя униженной, удрученной и раздосадованной. Я испытывала жгучий стыд, как будто наступил конец света. Я не могла ни объяснить, ни контролировать эти оцепенения. Более того, чем сильнее я пытался бороться с ними, тем хуже они становились. Так что моя и без того хрупкая детская самооценка не выдержала этого удара и рассыпалась в прах.

Моя «болезнь» стала сильно влиять на мою самооценку и восприятие. Я считала, что теперь все комментарии теперь направлены на меня, и я чувствовала себя еще более бездарной, косноязычной, неспособной и не заслуживающей ничего достойного. И, как следствие, чтобы никогда больше не стать посмешищем, я опускала голову и становилась невидимкой, чтобы избежать любой ситуации, которая позволила бы людям манипулировать и пользоваться мной, виктимизировать2.

Уверенность в себе покинула меня, когда я оканчивала среднюю школу. Она была сведена к нулю, поскольку в моей личности продолжали происходить радикальные изменения. Из энергичного и жизнерадостного ребенка я сначала превратилась в замкнутого и тревожного подростка, а позже в такую же молодую девушку.

Я продолжала избегать любых общественных ситуаций, если была хотя бы малейшая вероятность того, что меня попросят говорить, даже когда мне очень хотелось принять в этом участие. Жизнь напоминала игру в прятки, поскольку большая часть моих жизненных ресурсов и фокусировка внимания были направлены на обнаружение «опасных» ситуаций и поиск путей отступления. Ни у одного молодого человека жизнь не должна быть такой.

Переживания, с которыми я столкнулась в годы учебы в средней школе, оставили глубокие эмоциональные шрамы, с которыми я смирилась только к двадцати годам. Меня смущало то, что периодически я могла спокойно говорить. Более того, я говорила четко и бегло во многих случаях. Мои учителя видели, как бегло я говорю, и думали, что я притворяюсь, когда заикаюсь. Мои друзья тоже слышали, как я говорю.

Я знала, что могу это делать. Просто в определенных обстоятельствах я каким-то образом теряла дар речи. Дома этот дефект редко обсуждался. В то время, я не могла понять, что это – заикание или просто крайняя робость. То, что я испытывала, напоминало какую-то странную болезнь. Как проклятие – может быть, меня сглазили.

Однажды я посетила логопеда, и все то же самое повторилось. Моя речь звучала идеально, красиво, и он не поверил мне, предположив, что мой внутренний ребенок, вероятно, ищет внимания. Это была какая-то бессмыслица. Мне казалось, что это жестокая шутка.

Мое эмоциональное состояние сильно колебалось, что люди ошибочно принимали за агрессию. Я никогда не был злобной, а лишь мучилась и волновалась в попытках понять происходящее. В глубине души я знала, что я умная, яркая личность с тоннами неизведанных способностей и потенциала. Однако, какая-то злая сила похитила эту индивидуальность и лишила меня будущего.