Во времена моего постсоветского детства, а особенно в средней школе, крики и грубые выражения не были редкостью. Поведение учителей заслуживает отдельного упоминания, поскольку оно не контролировалось, и на уроках часто происходили странные вещи.

Например, однажды завуч разрыдалась прямо у нас на глазах, рассказывая о потере ребенка вследствие выкидыша.

В другой раз я пришла на факультатив по математике и меня бесцеремонно выгнали, захлопнув дверь прямо перед моим носом. Я убежала в слезах.

Преподавание велось по принципу «всех под одну гребенку», а индивидуальность подавлялась. Она не развивалась, и ученики просто должны были делать то, что им говорили. Я представляю, что некоторые из вас, прочитав это, скажут, что так и должно быть и это называется дисциплиной.

Тем временем, наряду с трудным переходом в среднюю школу, по мере того, как мое тело вступало в период полового созревания, в нем происходили эмоциональные и физические изменения. Все это стало оказывать глубокое влияние на мое отношение к себе – мое самовосприятие, уровень уверенности в себе и моя личность. Примерно в это же время моя чувствительная натура начала проявляться явными признаками нервозности и беспокойства, включая панические атаки. Из жизнерадостного и уверенного в себе ребенка я постепенно превратилась в замкнутого и социально неуклюжего подростка. Наряду с этим моя успеваемость стремительно падала: от отличницы в начальной школе до минимального балла в средней.

В возрасте тринадцати лет у меня появились первые признаки начинающегося логоневроза. Все началось с эпизодических моментов нерешительности, которые становились все чаще и чаще, делая сложным даже самое банальное общение.

Проблема проявлялась постепенно, с заметными отдельными эпизодами, которые я до сих пор отчетливо помню. Одним из самых ранних был случай, когда школьная подруга попросила меня сделать звонок от ее имени. Зайдя в телефонную будку (тогда еще не было мобильных телефонов), я набрала номер. С каждым гудком мой пульс учащался, а грудь напрягалась. Как только я услышала «алло» на другом конце проводе, то по какой-то непонятной даже мне самой причине замерла, не в силах произнести ни слова, ни даже вздохнуть. Друзья стояли вокруг и наблюдали за происходящим. Они хихикали, что еще больше усугубило мое положение. Смутившись, я выдавила из себя несколько слов и закончила разговор.

С этого момента нервное предвкушение сопровождало каждую ситуацию, связанную с общением. Я стал остро чувствовать себя неловко и робко, и у меня стало проявляться избегающее поведение. Мне приходилось прилагать дополнительные усилия, чтобы найти психологически комфортное «безопасное место», чтобы говорить так, чтобы меня не подслушали. Разговаривать в присутствии посторонних стало особенно сложно.

Страх говорить в классе был слишком сильным, и я перестала участвовать во многих мероприятиях, которые мне нравились. Я избегала разговоров при любой возможности, доходило до того, что я прогуливала занятия, если была уверена, что меня попросят говорить. Однако бывали случаи, когда я не могла избежать этого. В таких ситуациях я чувствовала себя незащищенной и в 99 процентах случаев это заканчивалось тем, что я позорилась перед классом из-за своего внезапного нарушения речи и блока молчания.

Моя голова начала кружиться, а гул в ней становился все громче. Сердце колотилось, ладони становились липкими. Все перед глазами как будто расплывалось, пока я тщетно пыталась вымолвить хоть слово. Только позже я поняла, что то, что я испытывала, было панической атакой, одной из многих, которые мне предстояло пережить.