— Не буду спрашивать, почему не останешься. Спрошу, почему не домой поедешь?

— Не уверен, что Марина уже съехала. Нам лишний раз пересекаться не стоит.

— Кофе будешь?

Не могу сдержать улыбку. Отец в своём репертуаре. Меня всегда поражала его способность, вмещать в себя сурового полковника, отдавшего треть жизни Следственному Комитету, и нерешительного, порой даже стеснительного мужчины, с растерянным взглядом маленького ребёнка.

— Заодно, может, расскажешь, что вы с Мариной не поделили.

Я бы и рад, но не могу. Потому что чувствую, что сейчас не готов к подобному разговору. Потому что, зная своего отца и его отношение к моей невесте — бывшей невесте, для меня не секрет, что я от него услышу. Например: «Это вертихвостка-то твоя детей так хочет, что не смогла с тобой дальше быть? Вот уж не подумал бы.». Знаю. Я и сам так подумал, видя, какой образ жизни нужен и привычен моей невесте, но… как оказалось, я совсем не знал ни её, ни её желаний.

Нет ничего критичного в желании иметь ребёнка и создать полноценную семью. Марина права, нам вместе дальше только мучиться. Больше привязываться. Сложнее расставаться… Я бы мог, наверное, заверить её, что пройду сто-пятьсот обследований, лечений и прочего, но не стал. Не стал и предлагать, рассмотреть вероятность усыновления в будущем, когда она поймёт, что время пришло.

Сам не понимаю, я загоняюсь из-за своего диагноза или из-за расставания с Мариной? Мне кажется, до слов Ани, я о Марине и не вспоминал, в отличие от бесплодия.

— Не сегодня, отец. В другой раз. — кладу руку ему на плечо и максимально серьёзно прошу: — Приглядывай за малой.

Папа смотрит на меня своим коронным, как Маринка его называет Лядовским взглядом — смесь недовольства и пренебрежения, и неожиданно начинает смеяться:

— Максим, считай, около трёх лет прошло. Не? Взрослая уже барышня. Опять бежишь-? — сквозь хохот, добивает меня самый близкий человек. — Хоть до послезавтра останься. У тебя отпуск, у меня пенсия маячит, у девчонки день рождения. Восемнадцать лет, Максим. Послезавтра поедешь.

— Бегу? А что я ей могу дать? Лет пять иллюзии отношений, пока она так же не захочет семью и детей — своих детей?

Отчаянно трясу головой и шарахаюсь в сторону.

Что-то со мной не то. О каких отношениях я думаю? Она же… ребёнок.

— Идём. — не особо церемонясь, отец перехватывает меня за руку и ведёт на кухню. — Покажу сейчас, что я придумал. Торт Анютке заказал. Цветы не смог. Не помнишь, какие она цветы любит?

Я едва не спотыкаюсь на ровном месте, пронзённый ошеломляющим открытием — я никогда ей не дарил цветы! Книги, сладости и мягкие игрушки дарил. Наверное, я на подсознательном уровне знал, что она… маленькая. Или это Маринка, привыкшая к вниманию и красивым ухаживаниям, меня приучила спускать треть зарплаты простого опера на букеты, а раньше я и не дарил цветов никому?

— А как думаешь, торт это не слишком… по-детски? Восемнадцать лет всё-таки. — как ни в чём не бывало продолжает сыпать вопросами отец, подводя меня к своему ноутбуку. — Сейчас покажу… Дарить что-то будем? Если да, то это на тебе. Я не по этой части.

Я точно всё ещё в настоящей реальности?

8. Глава 8

Восемнадцать… Подумать только…

Проснувшись в чужой постели, я смотрю в потолок, раздумывая, в каком же настроении я буду встречать новый день. Так и не определяюсь. Слишком большой раздрай. Слишком сбиты прицелы и ориентиры моей жизни.

Я знаю, что Макс не уехал. Знаю, потому что слышала его разговор с отцом, когда ходила чистить зубы и потому… потому что подслушивала. Наверное, я только из-за этого смогла уснуть и даже выспаться.