Смотрю на него минуту. Молчу, рассматривая мужчину со всех сторон, без стеснения и стыда. Да и были ли они когда-то, эти стыд и стеснение? Он мне в душу запал, когда кусок мяса привёз бабе Нине… Вышел из машины, взглянул на меня из-под тёмных, солнцезащитных очков своими карими глазами, подмигнул, растянув губы в небрежную улыбку, и… я пропала.

— Ань? — зовёт он, тепло улыбаясь.

С трудом сдерживаю стон. Киваю.

Как так получилось, что вся моя жизнь наперекосяк? Хотела быть с Максом, жить с ним под одной крышей, дышать им, жить им — пожалуйста. Всё сбылось, но каким-то извращённым образом. Совсем не так, как я хотела.

— Входи, конечно. Это твой дом.

— Но комната твоя. — всё так же улыбается он, переступая порог. — Ты же понимаешь, что это ничего не значит? — кивает на сумки у моих ног.

— Не понимаю. Она меня просто выставила из дома.

— После случившегося, вполне очевидно, что ты домой не вернёшься, а ходить в чём-то нужно. Это ведь забота. Не грузись.

Хах. Вот ты какой, Лядов младший? Видишь в людях только хорошее? И почему же я тебе не верю?

— После случившегося было бы вполне очевидно поступить иначе — выставить эту мразь, а не меня. — ухмыляюсь, искоса наблюдая за растерянностью Макса. — Видимо, очевидное... это просто не про меня. Забей. Я справлюсь. Я не стану разбирать вещи, Макс. Завтра попробую найти и снять себе комнату. Деньги у меня опять есть, так что не вижу причин доставлять вам неудобства.

— Не понял? — он выглядит искренне изумлённым. — Зачем это всё? Ты можешь жить здесь столько, сколько тебе нужно. Ты никому не доставляешь неудобств. К тому же… — он враз светлеет, широко улыбаясь, — Ну куда же ты пойдёшь в свой день рождения?

Хочу сказать хоть часть правды, но язык не поворачивается. Всему виной треклятая искренность Максима. Как ему такому сказать, что Лядовым пора выйти из игры? Как признаться, что я столько лгала за прошедшие сутки, что такого количества лжи не наберётся и за все мои почти восемнадцать лет? Как обвинить его с отцом в недоверии, если я об их подозрениях, по идее, и знать не должна?

Много лжи. Слишком много обмана для одних суток.

— А если я скажу, что ничего не забыла? — рвано выдыхаю, отводя взгляд в сторону. Я нуждаюсь в правде. Хотя бы её части, чтоб не растерять себя, в бою со зверем. — Стоит ли так издеваться над чувствами маленькой девочки? — невольно губы трогает язвительная ухмылка.

Конечно, маленькая. Ну а какая ещё? Как кому-то можно доказать, что возраст — просто цифра? Да, она обязывает. Да, бывает уголовно наказуемой. Да, на законных основаниях ограничена. Да, нелепа и мала… Но это цифра. Просто цифра. Она ничего не может рассказать о моей душе, о моих чувствах и желаниях. Она не характеризует меня как человека.

Я всё понимаю. Сама. Сама всё понимаю, а в груди щемит с каждым разом, как я мысленно возвращаюсь к нему в объятия. Я всё испортила. Наверное, стоило сразу сказать, сколько мне лет и… посмотреть, как любовь всей моей жизни уходит, не подарив мне ни одного похода в кино, забега в кафе, долгих разговоров в его машине у моей калитки…

— Аня, это не смешно. — нервно выпаливает Лядов.

— А кто смеётся?

Оборачиваюсь к нему, перехватываю его взгляд и с дрожью в голосе выдыхаю:

— Что? Малолетка не должна любить? Это тоже неправильно и уголовно наказуемо, Макс?

— Мне двадцать шесть лет, Аня. — обескураженно шепчет он, отступая к распахнутым дверям.

Пятится, будто загнанный зверь, отнюдь не из семейства хищников.

— А мне завтра восемнадцать. Всё? Обмен очевидным закончился?

— Восемь лет…

— Ты сейчас про срок или про нашу разницу в возрасте? — ухмылка искажает моё лицо. Я не могу ничего с собой поделать. Внутри всё дрожит, будто я уже целую вечность болтаюсь над пропастью на каком-то уступе или канате. — Я люблю. И мне не стыдно. — пожимаю плечами, видя его испуганный взгляд, и спешу отвернуться.