В своих кошмарах Роберт всегда был одинок, но не один. В его сны часто приходили толпы незваных гостей, что безмолвно наблюдали за его муками. Они не делали ничего, что могло бы разрушить неизменный флер равнодушия. В этот раз они также молча смотрели, как Палмер захлебывается в черной вязкой субстанции. Безликая толпа плотно обступила края ямы, склонилась, закрывая свет. Люди больше походили на стаю стервятников, что с предвкушением ждет кончины жертвы, дабы полакомиться свежей плотью. Роберт тонул и захлебывался, чувствуя, как чернота забивает сначала рот и нос, а затем проникает внутрь, чтобы заполнить легкие. Он растворялся во тьме на потеху публике. Грустный арлекин, никогда не желавший такой судьбы.

Сквозь тучи забрезжили слабые лучи рассветного солнца, а Роберт уже и не помнил, когда перестал воспринимать начало нового дня как чистый лист или свежий старт. Каждый рассвет – еще одна строчка в скомканной истории жизни. Еще один приговор, еще секунда в обратном отсчете. Когда-нибудь Палмер подсчитает, сколько рассветов он встретил за свою жизнь. Он подведет скромную статистику, когда услышит, как смерть начинает скрести ногтями крышку гроба, в который Роберт загнал себя многим раньше срока. Он обязательно вспомнит все выпитые чашки мерзкого кофе, выкуренные сигареты и встреченные рассветы. Быть может, посчитает даже раскрытые дела и увиденные за жизнь трупы. Но пока время не пришло. Роберт верил в это, потому что жизнь не может оборваться на полуслове. Не у него. Пусть он видел сотни тел молодых людей, явно не ждавших свою кончину так рано, он продолжал слепо верить в то, что он особенный. Верил, что у него впереди еще половина жизни, а это, по меньшей мере, тридцать лет.

Сейчас Роберт не желал думать о таких мрачных вещах. По правде говоря, он не хотел думать ни о чем. Хотел заглушить этот несмолкаемый скоп голосов и мыслей в своей голове. Хотел хотя бы на час избавиться от зудящего чувства в висках. Поэтому он открыл форточку и выудил сигарету из кармана. Дым змеей пополз по стене и выскользнул наружу, чтобы разбавить влажный воздух своей горечью.

Впереди был, несомненно, трудный день, однако едва ли он мог стать труднее, чем остальная бесконечная вереница безликих суток, поэтому Роберт был готов. Взглянув на часы, он снял со спинки стула слегка мятую рубашку, закатал рукава и зашнуровал кроссовки, которые так ненавидел капитан, желавший, чтобы детективы вышагивали по грязным местам преступлений в налакированных туфлях. Здесь, в самой глуши, в психиатрической клинике, он мог позволить себе эта маленькую свободу.

Иронично.

Non annumero verba sed appendere[(лат.) Слова следует не считать, а взвешивать]

После бессонной ночи Джейн чувствовала себя мертвой. Ей казалось, что внутри все сгнило, а кости, изъеденные насекомыми, стали так хрупки, что едва выдерживали вес ее собственного тела. Утро дышало тревожностью на запотевшие после ночного дождя окна. Отчаянно хотелось пить. Девушка опустошила бутылку воды и направилась по сонным коридорам клиники в поисках кулера. На посту охраны мирно сопел мистер Блейк. Джейн мягко облокотилась о деревянную стойку и тихо постучала кончиками пальцев о холодную поверхность. Охранник встрепенулся и ошарашенно оглянулся по сторонам, приходя в себе после неожиданного пробуждения На миг она задумалась, снились ли ему кошмары? Быть может, это – проклятие клиники «Фаррер»?

– Что такое? – недовольно проворчал мужчина, поправляя воротничок синей рубашки, припорошенной перхотью.

– Хотела узнать у вас, где можно добыть воды, – натянуто улыбнулась Джейн, надеясь, что это поможет как-то добиться расположения охранника.