Мои мучения продолжаются. Начинаю привыкать. Ко всему рано или поздно привыкаешь. Тем более, когда в мире всё же существуют приятные мелочи, на которые можно отвлечься. Постельное бельё благоухает ополаскивателем. Запах благополучия и достатка. У нас, дома, такой роскоши не водится. Мы живём в двушке-вагончике с кучей народа и вечным дележом за спальное место поудобнее. А здесь такие мягкие одеяла, что в них хочется закутаться и валяться весь день. Чем я, собственно, и занимаюсь. Подушки – необычной прямоугольной формы (дома – огромные, квадратные). Невозможно мягкая постель. И этот аромат. Фантастика. мне здесь нравится. Моя мама не использует ополаскиватель. Бельё она кипятит и крахмалит поэтому, когда ложишься первый раз, кажется, что ныряешь в картонную коробку. Свежую, чистую, но твёрдую и гладкую, как наст. Он хрустит, когда ворочаешься.

Я провожу бо́льшую часть времени в своей комнате, до дыр затирая кассеты с «Аквариумом», Летовым и Металликой. Скука-одиночество-безнадёга. Вот три слона, на которых стоит мой мир. До школы еще ого-то времени.

Однажды средняя сестра приводит в дом подругу. Это худенькая девчонка с гигантскими брекетами на зубах. От этого губы её не сходятся вместе.

– Привет, Натали, как дела? – говорит Эмили, улыбаясь. Она и новая девчонка застыли на пороге моей комнаты.

– Fine26! А у тебя? – я научилась говорить «норм» на все вопросы. Это лишает необходимости отвечать на шквал новых. Нормально – и ок. Повод разойтись в разные стороны.

– Я слышала музыку, когда мы входили. Это русский бэнд? Дашь послушать?

Мне кажется, что Эмили неинтересно. Но она вежлива, и грубить в ответ повода нет. Хотя мне совершенно не хочется делать то, что она попросила – вряд ли им понравится то, что я слушаю. Они-то поголовно на попсе. Лезу на полку за одной из любимых кассет. Перематываю до нужного места и ставлю «Моего друга музыканта» с альбома Гребенщикова «Электричество». Девочки терпеливо слушают, застыв в одинаковых позах.

– Хм, странная музыка, – говорит Эмили. – Может, у тебя кассета испорчена? Очень много скрипа!

Вот ведь дура. Людям, которым музыка Гребенщикова кажется шуршанием зажёванной плёнки, уже ничем не помочь. С этих пор музыку включаю, только закрывшись в комнате.

Я получаю первую стипендию. В списке моих покупок числится карта для междугородних звонков и косуха. Моя первая косуха! Она коротенькая, приталенная, такая стильная! Если бы ребята могли увидеть меня сейчас. Я фотаюсь в ней, а проявленные снимки кладу в длиннющее письмо Андрею. «Мне плохо, плохо, плохо, я скучаю… Твоя».

Эмили после того раза с музыкой особо интереса ко мне не проявляет. Она и так потратила на меня много времени: пыталась познакомить с друзьями, таскала в школу на какой-то митинг (я чуть не заснула), мы даже как-то раз вместе смотрели ее записи по фитнессу. Все мимо. Мне дико скучно с ней. И она отстаёт. Младший брат – я сразу же забыла, как его зовут. Обыкновенный очкастый ботан. У него своих проблем полно, возможно, их даже больше, чем у меня. Как одинокий призрак, он изредка попадается мне в коридорах, когда я делаю очередную вылазку за чипсами или в туалет.

Про старшую сестру отдельный разговор. Иногда в её взгляде мелькает что-то человеческое. Как будто она понимает, как мне плохо. Как-то раз она отводит меня в сторонку.

– Натали, слушай. Мне кажется, тебе здесь скучно. Желаешь развеятся? У нас сегодня туса вечером. Пойдешь со мной? Будет fun27!

– О’кей, – киваю я. Внутри всё сжимается. Компания друзей, о боже.

– Ну, отлично. С родителями сама договорюсь.