Потом пили чай с блинчиками и вишневым вареньем, а музыкант рассказывал, как начинал свою карьеру. Все было просто: пока родители много и упорно трудились, их сын был предоставлен сам себе. Вот и увлекся западной музыкой. Слушал её, пробовал подражать исполнителям. В какой-то момент наловчился быстро произносить рифмованные тексты. Стал сам сочинять. К концу школы уже был если не продвинутым музыкантом, то близок к этому.

Но мать с отцом хотели видеть сына юристом, успешным адвокатом. Заставили поступить в университет. Промучившись год, он бросил учебу и занялся музыкальной карьерой. Его тексты понравились одному продюсеру, тот вложился в раскрутку молодого таланта, а дальше пошло-поехало. Пока Слава рассказывал, Даша настроила новый фотоаппарат. Достала его и принялась снимать.

Слава остановился, принял позу, застыл.

– Ты чего делаешь? – улыбнулась Даша.

– Как? Ты же фоткаешь.

– Расслабься. Ты не памятник. Чего замер?

– Ну… чтобы рот кривой не вышел на фото. Или глаз. Или поза дурацкая, – пояснил музыкант.

– Не волнуйся. Я плохие снимки удаляю, не храню. Отбираю лучшие.

– Говори тогда, как сесть, куда голову повернуть.

– Никак не надо. Делай, как привык. Будь собой, естественным, – сказала Даша.

Но Слава напрягся. Девушка часто такое замечала: люди, стоит на них объектив направить, деревенеют.

– Расслабься, пожалуйста. Что ты там рассказывал о продюсере?

– Ну… он… хороший человек. Был.

– Почему был?

– Потому что умер. Тромб оторвался. Мы с ним проработали два года, он мне помог стать звездой, а однажды позвонили и сообщили, что всё. Нет его больше.

– И что же было дальше?

Но Слава, пока рассказывал, всё равно был чрезмерно зажат. Потому лицо на фото получалось скованным, неестественным. Даша и так заходила, и так. Всё равно. «Стоит статуя в лучах заката, совсем без… в руках – лопата», – вспомнила вдруг пошлый стишок и хмыкнула.

– Что? Что такое? Крошка прилипла, да? – всполошился Слава. Принялся лицо протирать салфеткой.

Даша взяла, да и рассказала ему стишок.

Музыкант сначала удивленно на неё глянул. Такая милая девушка, интеллигентка, а подобное слышать из её уст! Но улыбнулся. В этот момент Даша сделала кадр.

– И откуда вы, Дарья, только это знаете, – немного укоризненно сказал ей.

– Так это из анекдота. Однокурсник рассказал, я запомнила.

– Какой?

– Про Петьку и Василия Ивановича. Петька приходит и говорит, что стих сочинил. Тот самый. Ну, командир ему: надо, мол, что-то другое вместо плохого слова. Петька вернулся и говорит: «Стоит статуя в лучах рассвета, а вместо …. торчит газета». Потом были варианты «в лучах заката» и «граната», а в итоге, когда Василий Иванович потребовал без того органа, Петька сократил: «Стоит статуя совсем без…»

Слава расхохотался. Его лицо перестало быть деревянным. Оно излучало радость. Но довольно быстро музыкант взял себя в руки.

– Простите, Даша.

– Всё в порядке.

Фотосессия продолжалась. Девушка попросила, чтобы хозяин дома помыл посуду, полил цветок на подоконнике. Почистил от снега крыльцо. Подбросил поленьев в печь. Словом, занялся всем, что делает обычно. Даша сопровождала каждый его шаг и фотографировала. Через часа полтора остановилась.

– Как вы думаете, получилось?

– Да, – уверенно ответила девушка. – Завтра я уезжаю.

– Как? – растерялся Слава. – Так быстро?

– Но не могу же я тут остаться жить, – улыбнулась фотограф.

– Было бы здорово, – ответил музыкант и смутился, отвёл глаза.

– Предлагаете мне остаться? – засмеялась Даша. – На правах кого? Местные вряд ли поймут такую совместную жизнь. Да и я не готова стать затворницей.

– Я понимаю, – вздохнул Слава.