– Заявляю: учение повегяется делом. Пусть бы газбил себе лоб Пиггон – вот и вся философия этих пиггонов. И философия многих и многих словесных газвгатников. До сих они миг объясняли, путаясь и иггаясь в словах, а миг нужно менять!

– Ну же, дальше!! – стонали все в предощущении грандиозных открытий.

– Я повтогяю: менять – и никаких колебаний. Пегефгазигуя безымянного: кто не снами – тот пготив нас. Пегевегнуть нужно миг – с головы на ноги. Словоблудием гогу не сдвинуть. Эга словесных дебатов и кгаснобайства пгошла. Достоянием настоящего стала пгактика и ещё газ она!

– А-а-а!! Как лучезарно, как ясно!!

– Поэтому, исходя из потгебностей нынешнего момента идеалистов пгошу отойти, матегалистам же сплачиваться под моим пьедесталом. Лозунг момента: миг есть матегия, наше дело её изменять! Лейбниц, Платон и вы, Каутский, что такое? Назад! Газмежёвываемся бесповоготно!

Сборище разделилось; взявшие верх аплодировали, свистели и сквернословили, угрожая противникам; длинные тени вытягивались на восток, и по ним кралась тьма.

– Лучше меньше, да лучше. Но пгиступаем к богьбе, к выкогчёвыванию софистических домыслов и гностической тагабагщины. Наши цели ясны, наш путь пгям, и пгиступим.

В сумраке раздались стоны и стуки, и восклицания боли и ярости. Освещённый последним лучом пьедестал руководствовал битвой.

– Лучше отсюда уйти, – озадачилась Вика. – Что ж такое знакомое?

– Я не знаю, знаю ли я, что случилось, но я хочу поучаствовать, – прокричал вдруг Пиррон, вырвался и вбежал в гущу побоища.

Идеалистов побили, заткнули им кляпами рты и заставили в тачках перевозить на условное место песок. Победители воздымали плакаты и лозунги. Месяц тех и других освещал. «Дураки были мы, что всё спорили, мудрствовали, – говорил Аристотель. «Истинно, что теперь всё нам ясно», – твердил Гераклит. Диоген, задержавшись, вытащил изо рта кляп и спросил: «Пифагор, постиг истину?» – «Вынужден был постичь». – «А тогда разговаривать не о чем. – Диоген вновь вставил в рот кляп и продолжил трудиться, внушая себе: – Значит, так: мир есть материя, а моё дело эту материю в тачке возить и её этим самым менять». Временами то Гераклит, то другой какой из надсмотрщиков восклицал:

– Хорошо! В голове ясность, вопросы отсутствуют, жизнь, между тем, улучшается как бы сама по себе.

И умолкал, погружаясь в счастливые думы. Кто-то из победителей догадался воткнуть палки с лозунгами и плакатами в землю, чтобы освободиться для бóльших приятностей. Они сели в кружок и, счастливые, выпили. Анаксагор предложил тост со словами:

– Всю жизнь я мудрил, напрягал интеллект, разбираясь в строениях мироздания, и всего-то додумался, что началом-основой является беспредельное. Много тайн собирался ещё я открыть и мучительно думать. Но вдруг этот цельный мудрец, выговаривающий столь пленительно мягко звук «р», разъяснил мне все тайны. Надо, оказывается, не думать, а действовать. Так спасибо огромное тем, кто за меня всё решил и меня осчастливил! Мы вот счастливые с вами сидим и вино попиваем, столь же счастливые наши друзья-оппоненты возят песок и работают. Всем всё ясно, все счастливы! Так поднимем же за картавого мудреца наши кубки!

Пир стих к утру. Только слышалась заунывная песня Конфуция да стучали орудиями труда побеждённые.

И в рассветных лучах протрезвевший Пиррон вдруг сказал: – Все меня знают. Я одолел накануне Платона. Но мне взбрело на ум вот что: я его одолел или он меня? Я вообще сомневаюсь, что мир есть материя, потому что песку навезли, а что толку? Может, материя и есть дух и идея, ибо зачем тогда лозунги тем, кто считает первичной материю? Почему без идей, только силой материи, они справиться с этой материей не в состоянии? Идеалисты, напротив, пассивная масса, материя, потому что хотя и выдумывают чего нет, но работают почему-то они. А должны бы – материалисты, по честному, кто так любит материю. Получается ложь и картавый мудрец всем наврал. Я не знаю, знаю ли я, что я прав, но я знаю, что недоволен я тем, что я знаю.