облегающие плечи, чёрные струи дорог
в лобовом невидящем стекле и закрытые
кассы иноземных вокзалов в отживших
городах, я увидел себя, кто, как тать,
неслышно прикрывает двери
в необитаемую ночь, где
угодил в твой взгляд,
в необратимый.
2017
Прохладный вертоград
За нами веют крылья света из незакатной
стороны, взлетают радужно мосты над краем
вогнутого моря, и кто-то в ноль часов и ноль
минут тридцать второго декабря, закрыв
неспавшие глаза, срывается за нас с покатых
крыш в любимых и небывших городах,
выносит невесомая рука из рыхлых рвов,
кишащих гадами познанья, над обрывами
раненых снов расстилается бережный
плат, и мы вкушаем яблоки соблазна, хлеб
покаяния отзывчиво жуём, и в злую ночь
безлунного томленья слова сливаются,
как ртуть, на берегу с ручными облаками,
где мы всегда совсем одни и никогда не
одиноки, где ждёт прохладный вертоград
и на плече ютится голубок
ветров зелёных.
2017
Записка
Небу было семнадцать лет, и ветра обнимали
за робкие плечи. Мы совсем не умели прощаться,
потому что всё было навеки, как меж пальцев живая
вода, как родное окно в тополях и желаний солёные
речи, но сорвались с мостов поезда, побелели глаза
фотографий и пустыня сожгла
шелкоструйные реки.
Мы стоим за погасшим экраном и обратное смотрим
кино пространных снов необратимых, пока на росстанях
разлук необитаемые души ведут недвижный хоровод,
пока раскрутится пластинка и вылетит в закрытое окно,
пока сжимаем в кулаке любовь нечитанной записки,
забитой в щель дверного косяка стократ обрушенного
дома, пока нас помнят, пока мы робко ждём себя
на пороге последнего неба.
2017
На мосту
На мосту за Нотр-Дам, что на остров святого Людовика,
передо мной по-крабьи ковыляла квадратная старуха,
обмотанная с головой бесцветными платками, бормоча
себе что-то под нос, и почему-то, хоть ни души кругом,
я не сразу решил, как её обогнуть: она выходила за раму.
«Passe ou trépasse», – она сквозь сны пробормотала, не
оборачиваясь, будто про себя. «Проходи или сдохни».
Я выбрал первое, но не смог оглянуться, предчувствуя
неладное во взгляде. Она неслышно наплывала сзади
сквозь толпы тонкие теней и сирые ветра,
по набережной
времени покатой. Всё та же пара прошлых лебедей
на полой Сене дрейфовала в подводных облаках, всё
тот же я выгуливал себя под голыми ветвями, всё
дальше от себя обратными шагами удаляясь.
2017
К фотографии отца
Они разглядывают нас из младости своей
с любовью, но без вычурной надежды,
они не закрывают глаз, опалённых
студёным стожаром всезнанья, и видят
нас, не видя, конечно же, насквозь —
сквозь всё, чего как будто не бывало.
Они рассматривают нас сквозь нас без
цели и обмана, и мы не опускаем глаз,
их нежно отводя туда, где всё кончается
сначала, пока не начинается с конца.
2017
На эоловых островах
На Эоловых островах я напился тирренского ветра,
я наслушался в гроте ангелов занебесных безгласных
кантов, нагляделся в купальне Венериной на блик
пугливой наготы и знаю понурым знаньем гипербореев,
что лапы пальм, плюмажи кипарисов, олеандры
на райских крышах, эвкалиптов пятнистые шкуры
и гребешки араукарий на вулканическом закате
сойдут в боренье зим необоримых отбросить
лакомую тень недвижного
морского минованья.
Слепые танцы прибрежной неги, и напоследок —
удар сирокко да пепел яви. Под сводом севера
свинцовым мне тот Эол зефирнощёкий – сквозь
несложенья, сквозь чащи счастья и соль юдоли —
слагает сказку из Петергофа, и если что-то
за нас и чает, о нас и помнит, то только
ветер, нетленно юный.
Сицилия, 2017
На выставке Магритта
Под утро курица снесла
яйцо себе на завтрак,
и выплеснулось розовое море за