Страх всё ещё был с ним, но теперь под ним – что-то иное. Глубже. Он чувствовал себя частью какой-то системы. Механизма. Как будто шагнув в ту пустую комнату – он запустил процесс, необратимый и древний, как сама тьма между звёздами.

Он снова спустился в центральную рубку. Там, под панелью интерфейса, висел старый приёмник, работающий от отдельного питания. Лев включил его. Шипение. Потом – ровный сигнал. Затем – голос. Женский. Хриплый и очень, очень далёкий.

– …ра…ция семь… не входи в белый круг. Повторяю, не входи в белый круг. Точка преломления достигнута. Повторяю…

Голос пропал, сожранный шумом. Лев застыл. Белый круг. Он знал, что это значит.

На внешней камере, направленной в сторону основной антенны, в снегу появился чёткий, идеально симметричный круг. Примерно четыре метра в диаметре. Без следов. Без повреждений. Как будто выжжен. Или… вырезан из реальности.

Он оделся. Шаг за шагом, осторожно, прошёл по коридору к шлюзу. Прошёл через тамбур, вцепившись в ручку, как будто это могло удержать его на грани между разумом и тем, что за ним. Дверь со скрипом открылась. Холод хлынул внутрь, пахнущий озоном и чем-то ещё – старым, как будто этот запах пережил века, пепел Вселенной.

Он вышел.

Снег под ногами был плотный. Звук шагов – глухой. Над ним – звёзды, изломанные. Некоторые – мигали с неправильной частотой. Другие – двигались. Он видел это краем глаза – и каждый раз, когда всматривался, всё снова замирало.

Он добрался до круга.

Внутри было теплее. Намного. Снег не таял – он не существовал внутри этой границы. Поверхность – ровная, как стекло. Но никакого отражения. Только тьма. И… движение? Лев наклонился – и увидел собственную тень. Она двигалась. Но не как тень – у неё были суставы, изгибы. Он поднял руку. Тень не последовала. Она осталась с вытянутой рукой, указывающей прямо на него.

Он отпрянул. Сердце било глухо, но ровно. Словно слилось с пульсом станции.

Вернувшись внутрь, он заметил: свет в коридоре стал жёлтым. Не белым, как должен быть. Лампы не менялись – он знал. Но цвет был другим. Он попробовал выключить – свет не исчез. Система реагировала: «Отключено». Но свет оставался.

Он проверил камеры. Все изображения – тёплые, как будто через фильтр. И на всех – присутствовала тень. В каждом углу, на каждом кадре. Тень – с суставами.

Позже он нашёл ещё одно сообщение. Бумажное. В шкафу с расходниками. Написано чёрными чернилами, дрожащим почерком:

«Если ты это читаешь, значит, я уже частью. Не смотри на небо. Оно видит. Оно помнит. Оно ждёт.»

Подпись: Л. Климов.

Он опустился на пол. Это был его почерк. Без сомнений.

Но он не писал это. Никогда.

Лев отложил лист. В том же ящике – его старая фотография. Детская. Лет десять. Но за его спиной – станция. Он узнал панель. Она установлена недавно – всего год назад. И её не было, когда ему было десять.

Рядом – рисунок. Грубой рукой. Шар. Окружённый линиями. Как глаз. И надпись:

«ПРЯМОЕ НАБЛЮДЕНИЕ ЗАПРЕЩЕНО. ИНИЦИАЦИЯ – НЕОБРАТИМА.»

Он больше не мог отрицать. Что бы это ни было – оно знало его. Его прошлое. Его будущее. Оно пишет его, как Лев писал лог ежедневных наблюдений. И теперь он стал частью структуры, которая превосходит границы восприятия.

Вдруг… сирена. Впервые за всё время.

Не механическая. Не штатная.

Низкий, инфразвуковой гул, проходящий сквозь всё – сквозь металл, сквозь плоть, сквозь кости. Всё вокруг задрожало, как кожа натянутого барабана. Экран терминала заполнился красными символами – не алфавитом, а чем-то иным: древним, знаковым, будто сама Вселенная что-то выговаривает, наконец, став слышимой.