Он пошёл в архивный отсек. Там – старые коробки. Бумаги предыдущих смен. До него станцию обслуживали другие. Обычно записи стирались, но иногда кое-что забывали.

Одна папка была засунута под вентиляционный люк. Почти незаметно. Как будто кто-то пытался её спрятать. Пыль старая. Бумага – пожелтевшая. Гриф карандаша стёрся от времени, но можно было разобрать:

"Смена №8. Вторая фаза. Проникновение через зеркало."

Он вгляделся в строки. Записи вели от руки. Разные почерки. Один – особенно неровный. Последняя страница:

"Он смотрит из-за стекла. Но теперь стекло – внутри. Я чувствую его в каждом отражении. Он говорит, что я был первым, но я знаю: я один из многих. Мы часть его взгляда. Станция – только глаз. Мир – его зрачок. А я – ошибка."

Тишина. Он закрыл журнал. На полу перед ним – отражение. Лужа воды. Откуда она? Неважно. В отражении – не он.

В отражении он стоял неподвижно, глядя прямо в себя, но лицо было пустым. Без глаз. Без рта. Лоб – гладкий. Череп – чуть вытянут. А тело – такое же. Костюм. Та же поза. Но не он. Никогда не он.

Он выключил свет.

Тело в отражении не исчезло.

Станция дышала. Он знал, что это невозможно, и всё же – чувствовал. Гул, некогда казавшийся механическим, теперь звучал иначе. Как если бы где-то внизу, в чреве этой стальной туши, пульсировало нечто живое. Звук стал глубже. Он больше не напоминал работу вентилятора, не сводился к вибрациям компрессоров или резонансу антенн. Он обретал… интонации. Они не поддавались расшифровке, но были. Ритм. Повторы. Тонкие варьирования. Как если бы станция разговаривала с кем-то. Или – с чем-то.

Лев сидел в главном узле, окружённый панелями, мониторами и дюжиной диодов, мигающих в темноте, словно глаза. Руки дрожали. Он уже не спал две ночи – и не чувствовал усталости. Ни голода, ни жажды. Как будто его тело забыло свои нужды. Он пил воду машинально, ел по привычке, но всё это казалось актом чуждой симуляции. Словно он наблюдал за собой со стороны – через иллюзию участия.

На третьем часу этого дежурства началась вибрация. Почти незаметная, но непрекращающаяся. Все панели синхронно задрожали. Он почувствовал, как под ногами начинает пульсировать пол. Через ботинки. Через ступни. Прямо в кости.

Он сбросил сигнализацию на случай сейсмической активности. Ноль. Абсолютный ноль. Но дрожь оставалась.

Он встал. Кабель рации повис на плече. В помещении погас один из верхних светильников – как будто лампа перегорела, но за ней последовали и другие. Один за другим, они начинали тухнуть в определённой последовательности – по кругу. Как если бы неведомый разум двигался по периметру, гасил источники освещения, готовил сцену.

Он активировал автономный фонарь. Луч выхватил часть комнаты – и за ним, в стекле пульта управления, он увидел фигуру.

Опять не отражение. Эта фигура стояла за стеклом. На том участке, где никогда не было коридора. Только толстая стена, панели, обшивка. И всё же он видел: силуэт. Высокий. Невероятно худой. Неправильной пропорции. Плечи – слишком узкие. Руки – длинные, будто вытянутые. Голова – почти треугольной формы. И глаза. Глаза – как две угольные бездны, заполненные не тьмой, а… отсутствием света. Абсолютным.

Он моргнул – и фигура исчезла. Панель вновь отразила лишь темноту.

Он начал запись. Говорил вслух.

– Третий день. Или четвёртый. Хронология сбилась. Я больше не уверен, где утро, где ночь. Возможно, станция подверглась воздействию неизвестного внешнего источника. Возможно… я подвергся.

Он на секунду закрыл глаза. В голове пронёсся голос. Голос… не его. Он не принадлежал человеку. Даже не напоминал человеческий.