– А ты гений! – восхитился Гал. – Я попробую выяснить у синяков, как это возможно реализовать и сколько это будет стоить.

– Спасибо! Значит, одна проблема считай решена!

– Ага, при условии, что Куб сможет достать средства.

– Я всё слышу, – весело отозвался Куб. – Или вы задумали без моего ведома делишки свои проворачивать?

– Ничего мы не задумали, – огрызнулся Гал. – Ты давай финансирование находи!

– О! Гал спонсора нашёл! – съязвил Куб. – Да, дорогой, лечу опустошать накопитель!

То, что он задумал, могло кончиться очень плачевно, но это была авантюра, которой их мир ещё не видел. И Куб не был бы Кубом, если бы не попробовал всё это провернуть.

Словно призрак, в кромешную тьму комнаты бесшумно скользнула тень. В полной темноте вспыхнул прозрачный экран, словно окно в иное измерение. Из-под плаща возникли призрачные руки и принялись вычерчивать что-то невидимое в мрачном полотне пространства. На экране заплясали таинственные символы, засверкали файлы. Что-то стремительно загружалось, формируя причудливые графики и сложные цепочки алгоритмов. Мелькали лица – известные и забытые жители Айкона, всплывали обрывки звуковых дорожек, и все это сплеталось в заранее продуманную схему событий. Все происходило в звенящей тишине. Наконец, экран погас, растворившись в ночи, и незнакомец бесследно покинул свое тайное убежище.

В сонник доставили синяка-водохлёба с тяжелейшим отравлением. Трезуде поручили связаться с восстановителями и подготовить больного к перемещению в крестовик.

И, разумеется, известить родных… если таковые имелись.

– Где обитаешь, бедолага? – склонился капитан над умирающим.

– Молянин я… – прохрипел синяк, словно выныривая из глубин небытия.

– Неплохо устроился, – с удивлением констатировал Трезуда. – А где конкретно? Кто твои близкие?

– Нет у меня никого… Один я, как перст…

– Сочувствую, – тихо отозвался капитан, занося скудные данные в файл.

– Оставь свою писанину, – синяк собрал последние силы. – Тебе не важно, кто я и откуда. Гораздо важнее, что я знаю. Страшно было делиться с кем-либо, но смерть – лучшая исповедальня. Тем более, ты же трезвенник…, тебе можно… Слушай. Тайна моя такова…

Трезуда машинально включил диктофон, ловя угасающий шепот умирающего.

Когда прибыли восстановители, синяк уже покинул этот мир, унеся с собой свои секреты… и, как оказалось, частицу чистой совести Трезуды. Капитан, впервые за всю свою сознательную жизнь, преступил закон, который сам же и охранял. Он изменил памятный файл синяка, уничтожив любые намеки на ту чудовищную правду, что успел услышать. И когда передавал файл врачу, его рука предательски дрогнула. Эв, опытный аква-медик, заметил секундную слабость, но промолчал. Всё-таки трезвенник. У этих ребят всякое бывает.

Синяка погрузили в прибывший восстановительский транспортёр и отправили в крестовик, на переработку. По дороге Эв не мог отделаться от навязчивой мысли о мимолетном тике капитана. У представителя любой другой профессии это не вызвало бы подозрений. Но учитывая ситуацию, невозмутимость и хладнокровие, присущие трезвенникам, эта дрожь выглядела неестественно. Словно капитан совершил нечто, что глубоко противоречило его природе. Но что? Эмоции трезвенники подавлять умеют – их этому годами учат. Эв понимал, что лезть к военным с такими вопросами – нажить себе проблем. Но его страсть к изучению анатомии акваноликов, их рефлексов, нервной системы, разума, а главное – воздействия на всё это алкопара, порой затмевала здравый смысл. Врачи не имели доступа к памятным файлам. Их, в присутствии восстановителя, трезвенник передавал напрямую министерству. А Эв был уверен, что корень волнения капитана кроется именно в этих данных.