Я помогаю ему подняться и одеться. У мужчины сильно кружится голова, и я берусь отвести его в санчасть. Он поднимается, грузно опираясь на мою руку.

– Ты прости меня, сынок. Сколько себя помню, являюсь искателем жемчуга, а в бассейне умудрился потеряться. – Он пытается посмеяться, но у него пока не очень выходит.

– Что случилось? – Спрашиваю я, помогая ему удержаться на ногах.

– Я обронил крестик и пытался его достать, – он усмехается, – единственное, что осталось у меня с Земли. Ты знаешь, я ведь о ней ничего не помню. И никого не помню.

– Порой мне кажется, что здесь никто ничего не помнит о ней. Будто ее и вовсе не было.

Из почерневших глаз мужчины начинают течь слезы, они падают огромными каплями на мокрую рубашку. Он отворачивается, но его тело до сих пор вздрагивает от приглушенных рыданий.

– Даже и не знаю, как жить без него. – Хрипло произносит он.

На секунду мне кажется, что он говорит совсем не про крестик, а про нечто большее, будто в его памяти сохранилось то, что не дает покоя, а крестик лишь воспоминание о ком-то, память, которой он не может лишиться. Я знаю, что должен достать его, чего бы мне это ни стоило.

– Тогда я найду его. – Бросаю я и прыжком ухожу под воду.

На то, чтобы достать небольшой позолоченный крестик на стертой веревочке, уходит не больше 7 минут. Я помнил расположение мужчины, когда он начал тонуть, вода в бассейне спокойная, а значит крестик никуда не мог деться с того места. Единственное, что мешало справиться быстрее, так это щиплющая соленая вода, мутная от мыла и грязи.

Когда я вышел на плитку, сжимая крестик в руках, глаза мужчины вспыхнули, и он крепко-крепко обнял меня, заливаясь слезами.

На улице не было ни души, мы обошли теплицу и нерасторопно двинулись к госпиталю. Аксиния, видно, не стала дожидаться меня. Я видел ее тень из теплиц, она ждала меня на улице, но нырнув за мужчиной, я потерял ее. Мне очень неудобно перед этой девушкой, настолько несчастной и одинокой. Знаю, что не должен был оставлять ее ждать меня на улице, надо было пойти вместе с ней…Тут я перебиваю свои мысли. Если бы мы ушли вместе, то этот мужчина утонул бы, и не осталось бы никого в этом огромной темном бассейне, кто даже смог бы увидеть его труп. Утром бы его тело спустили в океан вместе с грязной и мыльной водой, с землей и водорослями.

До санчасти мы дошли уже около двенадцати. Она располагается на самом верхнем этаже. Это большое помещение, чуть меньше нашей столовой, заставленное койками и столами с разными медицинскими принадлежностями. Мы заходим в первое крыло, которое отделяется от предыдущих небольшой дверкой. Здесь обычно дежурит одна медсестра. В ее распоряжении 30 больничных коек. Но сейчас ни одна из них не занята. Я сажаю мужчину на кровать и окидываю взглядом помещение. Никого нет. Но стоит мне направиться к двери, ведущей в соседнее крыло, как она резко отворяется, и нетвердой поступью выходит врач. Я сразу узнаю ту девушку с васильковыми глазами, которая пропустила нас с Леоом в столовой.

– Добрый вечер! – Произношу я. – Я Вам привел пострадавшего.

Девушка кивает. Ее необыкновенные сказочные глаза, в которых сочетаются все оттенки синего цвета, а местами, словно отражаясь, проблескивают фиолетовые оттенки, читают нас, словно книгу.

– Произошло что-то серьезное? – Внимательно интересуется она.

– Чуть ли не утонул. – Я уже почти перехожу на шепот, подаваясь в сторону врача. Не хочется, чтобы мужчина снова пережил этот ужас.

– Спасибо, что привели его сюда. Как Вы себя чувствуете? – Спрашивает она, подходя ближе к Тихомиру и беря его за руку, чтобы нащупать пульс.