Когда я захожу в больничное крыло, мне в ноздри ударяет запах хлорки, смешанный с антисептиком, ужасное сочетание. Скорее всего, несколько минут назад здесь производилась утренняя уборка. Я подхожу к столу, за которым сидит низкая женщина в толстых очках. Должно быть, дежурящая медсестра. Она поднимает на меня глаза, ее лицо недовольно кривится, но губы остаются неподвижными.

– Добрый день. – Выдавливаю я из себя улыбку. – Я пришел навестить товарища, вчера он…

Но она перебивает меня.

– Гостям вход в это крыло строго запрещен.

– Послушайте, я был здесь вчера.

– Меня ничего не волнует. Шастаете здесь, как по проходному двору. – По ее лицу ручьями пробегают морщины.

Я пропускаю ее слова мимо.

– Та врач, которая была вчера здесь, где я могу найти ее?

– Вас не должно это волновать.

– Ее смена закончилась? – Не сдаюсь я.

– Как видите. – Усмехается она.

– Так и думал. – В моем голосе звучит грусть. Я поворачиваюсь и кидаю через плечо. – Всего хорошего.

На завтрак я снова прибегаю одним из последних. Все столы уже заняты, я оглядываю столовую в поисках свободного стула. Вдруг мой взгляд падает на стол около окна. Он почти свободен, трое парней, закончив свой завтрак, поднимаются, и за столом остается сидеть девушка. Ее коса угольного цвета тщательно и аккуратно заплетена, она лежит на плече как-то неестественно, явно прикрывая чего-то. Я приглядываюсь и различаю красный шрам на шее. Аксиния…Она поднимает на меня янтарные глаза, но тут же снова тыкается носом в тарелку. Должно быть, обиделась, что я оставил ее вчера одну, заставил так долго ждать и даже не извинился. Делаю вдох поглубже и направляюсь прямо к ней.

– Привет. – Мой голос звучит как-то неуверенно и странно. Извиняться всегда немного страшно и неловко, но более неловко совершать то, за что приходится извиняться.

– Здравствуй. – Сухо протягивает она.

– Мне ужасно неудобно из-за вчерашнего. – Я хочу было уже оправдаться, сказать, что если бы не остался, то никто бы не заметил тонущего человека, хочу рассказать про мужчину, с которым успел познакомиться, но тут звучит сигнал: «Завтрак окончен». Я смотрю на свою полную тарелку каши, облизываю губы, но уверенно поднимаюсь из-за стола. Время работать!

День тянется медленно и мрачно. Мы сажаем пшеницу. Черная сухая земля копается легко, но приходится носить на поле очень много воды, чтобы почва не была настолько сухая. Мы сажаем семена примерно на 4 сантиметра в глубину, а поэтому копать много не приходится. Единственное, что так сильно мучает – это жара. Но я не отвлекаюсь ни на что, весь погруженный в работу, и лишь поэтому получается освободить свои мысли от всего, что произошло за это время.

Сегодня вечером за ужином я снова отказываюсь от успокоительного, которое нам дают каждый день, и прямиком устремляюсь к себе в комнату, чтобы переодеться. К моей мокрой одежде прилипла земля, и я чувствую, как по телу начинают бегать мурашки. Надеваю синий вязаный свитер – единственная сменная одежда, которая есть в шкафу у каждого из нас. Умываю черное лицо. Вдруг в разбитое зеркало я замечаю свое отражение, но тут же отвожу глаза. Так непривычно видеть себя умытым.

Длинный пустой коридор. Я уже делаю третий круг по нашему крылу в надежде найти комнату Аксинии, она говорила, что живет в комнате № 208. Здесь настолько спутанные номера комнат, что я брожу в знакомом здании, словно в лабиринте. Оглядываю двери снова и снова…205, 207. Перехожу на другую сторону. И тут мне попадается 208 комната с выцветшей табличкой и сломанной цифрой 8. Делаю глубокий вдох и стучу в дверь. Ее открывает девушка с распущенными угольными волосами. Она улыбается мне.