Если бы я не боялась, что он истолкует это превратно, я бы расцеловала его за такие слова. Но я сдержала свой порыв и лишь постаралась запомнить всё то, что он только что перечислил. О, чтобы компенсировать потерю стипендии, я соглашусь на любую работу – только бы мне позволили продолжить обучение в академии. И я стану прилежной и очень ответственной, дабы ректору не пришлось пожалеть о своей доброте.
14. Глава 13. Герцог Алансон
– Не дури, Алекс! – Дэвид неодобрительно поцокал языком. – Этим демаршем ты ничего не добьешься, только настроишь против себя его величество. Не понимаю, зачем тебе это.
Мой кузен герцог Дэвид Реймс был из тех, кто не любил плыть против течения. И мою нынешнюю затею не осуждал, нет – просто не понимал.
Заседание Государственного совета, членами которого мы оба являлись, было назначено на три часа пополудни, и нам уже было пора выезжать во дворец. Собственно, я и сам понимал, что мое выступление ничего не изменит – полтора десятка напыщенных ослов в париках всё равно примут то решение, ради которого и собираются. Но это не значило, что я мог промолчать.
Мы прибыли во дворец вовремя – автор законопроекта маркиз Бланмарше как раз взял слово.
– Полагаю, никому из присутствующих не нужно объяснять важность предлагаемой мною меры, – сказал он и обвел взглядом сидевших за овальным столом членов совета. Но наткнулся на мой скептический взгляд и вздохнул. – Ну, что же, тогда я повторю всё то, что уже изложил в сопроводительной записке. Бюджет Верландии уже который год имеет отрицательное сальдо. И если мы ничего не сделаем для исправления ситуации, то страну ожидает невиданный прежде кризис. Поэтому введение дополнительного налога представляется весьма разумным.
Я уточнил:
– Налога, который будут платить только крестьяне, торговцы и ремесленники?
Бланмарше не уловил в моем вопросе подвоха и подтвердил:
– Да, именно так, ваша светлость!
– Но если речь идет о благополучии всей нашей страны, то разве не правильнее будет, если бремя уплаты налогов вместе со своим народом разделит и аристократия? – вежливо поинтересовался я.
– Но это немыслимо, ваша светлость! – запротестовал маркиз. – Дворянство испокон веков было освобождено от этой повинности! И если мы поступим в соответствии с вашим предложением, то, тем самым, уравняем себя с чернью.
– Ну, что же, – не стал спорить я, – есть и другой вариант. Если у нас нет возможности увеличить доходную часть бюджета, то мы, по крайней мере, можем сократить расходную. Насколько я понимаю, основная статья расходов – это содержание королевского двора? Так почему бы нам не подумать, на чем мы можем сэкономить? Если его величество соблаговолит отказаться хотя бы от пары приемов в год, полагаю, этого будет достаточно.
Члены Совета возмущенно загалдели, но выступить против меня открыто никто не решился. Тем более, что все прекрасно понимали, что мой единственный голос ничего не решит. Так оно и случилось.
И когда вечером я ужинал с его величеством, тот строго попенял мне на мое неразумное поведение.
– Ты ведешь себя как мальчишка, Алекс! Человеку в твоем положении не пристало руководствоваться эмоциями. Зачем настраивать общество против себя? Придворные должны увидеть в тебе моего преемника, а не бунтаря, угрожающего их благополучию. Подумай об этом!
Дядя никогда не мог понять моего отца, ради любимого дела отказавшегося от трона – ему казалось это ребячеством. И во мне он пытался пробудить совсем другие качества, прежде всего – чувство долга перед своей страной. При этом он упорно старался не замечать, что именно этого – чувства долга – с избытком было у другого его племянника – Дэвида.