Старейший русский зоолог Н. К. Верещагин вспоминает, что Владимир Евгеньевич был прекрасным охотником и коллектором, пополнявшим зоологические коллекции музеев. Им были подготовлены десятки специалистов-зоологов. Активная международная деятельность В. Е. Соколова позволила многим российским зоологам осуществить свою мечту – поработать в дебрях Амазонки и Индокитая.

С уходом Владимира Евгеньевича мы потеряли не только крупнейшего организатора науки, но и выдающегося териолога, посвятившего всю свою жизнь любимому делу. Российские зоологи-териологи всегда будут помнить Владимира Евгеньевича Соколова как выдающегося специалиста, внесшего неоценимый вклад в развитие отечественной териологии.

Каждый из нас встречает в своей жизни очень многих людей – самых разных. Бывает так, что с иным ты встречался не раз, но потом ваши пути разошлись, проходит какое-то время и уже не вспомнить ни имени, ни обличья, ни поступков. А бывает, что с самого начала человек чем-то запоминается, и это «что-то» остается в тебе навсегда. Таким «запоминающимся» был Владимир Евгеньевич Соколов.

Впервые я увидел его много лет назад в кабинете тогдашнего академика-секретаря Отделения общей биологии академика М. С. Гилярова. В то время наша Лаборатория лесоведения, оставшись без директора, переживала не лучшие времена. Полным контрастом был Институт эволюционной морфологии и экологии животных им. А. Н. Северцова (ИЭМЭЖ АН СССР), который возглавлял Владимир Евгеньевич; ему удалось создать крупнейший коллектив с большим числом талантливых ученых, успешно работавших в самых различных научных направлениях общей биологии. Подобно собирателю Московского княжества Ивану Калите Владимир Евгеньевич вовлекал в свой институт все новые и новые коллективы, вплоть до самых небольших. В то время эта тактика была, безусловно, правильной – в институте концентрировались ведущие специалисты в области общей биологии. Владимир Евгеньевич задумал «втянуть» в свой институт и нашу Лабораторию. Но М. С. Гиляров захотел услышать «мнение коллектива» и пригласил к себе так называемый «актив», в составе которого был и я, не помню уже в каком качестве – то ли председателя профкома, то ли заведующего отделом.

М. С. Гиляров был всем нам хорошо знаком, но в комнате, кроме него, находился еще один человек: с густой шевелюрой темных волос, довольно массивного телосложения; он с явным любопытством и интересом смотрел на нас; это и был Владимир Евгеньевич Соколов. Академик-секретарь повторил предложение Владимира Евгеньевича нашей Лаборатории – «добровольно войти» в состав ИЭМЭЖа. Наша сторона горячо высказалась против. Мы все были патриотами своего учреждения и не допускали, что оно может потерять свою самостоятельность, а коллектив – «раствориться» в другом, более крупном. По-моему, я был самым ярым противником присоединения. Владимир Евгеньевич спокойно выслушал наши выступления, а потом сказал: «Нет, так нет». На этом наша встреча закончилась; мы разошлись, гадая о том, что может быть дальше, но продолжения не последовало.

Прошло несколько недель. В Доме ученых проходило Общее собрание Академии наук СССР. В перерыве выстроилась очередь к буфету, и тут я вновь увидел Владимира Евгеньевича – он стоял в той же очереди, но на несколько человек сзади нас. Я с некоторой ехидностью, памятуя наши недавние выступления, предложил ему: «Становитесь перед нами, а то станете нашим директором и припомните, что мы Вас опередили», на что он невозмутимо ответил: «Так и должно быть, начальник должен заботиться о подчиненных». Все рассмеялись, и прежняя напряженность как-то сразу исчезла; было ясно, что Владимир Евгеньевич на нас «зла не держит». Тогда я не мог предположить, что спустя несколько лет он пригласит меня для работы в Отделении общей биологии АН СССР и я надолго стану одним из его ближайших сотрудников – его заместителем по научно-организационной работе.