Будучи национал-традиционалистами, защитники общины чрезвычайно ценили ее как основу русской самобытности. Так, русский экономист, военный, политический деятель (лидер Русской народной партии), издатель (выпускал газету «Русский труд») и публицист С.Ф. Шарапов называл общину «последним прибежищем русских исторических идеалов», «нравственным регулятором высшего порядка», выполняющим «первую задачу той Божией правды, которую ищет всегда русский народ» – задачу противодействия чрезмерному возвышению или чрезмерному падению отдельной личности82. Также он полагал, что уже давно в наше общественное сознание брошена мысль, будто экономическому росту и благосостоянию деревни мешает не та или иная финансовая политика, а главным образом гражданское неустройство, а теперь – община. Крестьянское малоземелье он также назвал заблуждением, так как считал, что дело совсем не в поверхности землевладения и не в общинных порядках, а в вопиющем недостатке у народа оборотных средств, обесценивающем и парализующем всякий сельский труд. Поправиться и разбогатеть у нас давно уже стало нельзя от земли, можно лишь около земли, путем кулачества и эксплуатации не сил природы, а своего соседа. Такая разбогатевшая «единица» закабаляет и разоряет сотни крестьян и, в конце концов, разоряется сама. При этих условиях все начинания закончатся крахом и самый лучший гражданский строй будет «осужден на гибель, а страна – на разорение и анархию, ибо для толпы обнищавших и доведенных до отчаяния людей, не могущих уважать ничьей собственности и не видящих доброго и выгодного труда, нет «гражданского устройства», а есть лишь дикие аграрные инстинкты, умело эксплуатируемые разрушительными элементами, а затем бунты и усмирения и самая тяжелая государственная опека»83.

С.Ф. Шарапов считал, что кулачество доходило до «полного бессердечия и жестокости, неуважения к старикам, нарушения семейных начал … и, наконец, падения веры и нравственности». Причем кулачество, особенно опасно на русской почве, которая к нему совершенно чужда. «Немец-ростовщик может быть очень мягким, сентиментальным, так как его удовлетворяет юридический аспект дела. Русский же кулак отлично знает о своей несовместимости с моральными нормами села и способен представлять только «нравственное чудовище». Он и дискредитирует, главным образом, общину, благодаря которой еще возможно хоть как-то защитить от мироеда остальных крестьян84.

Данный автор полагал, что нравственно-психологические условия русского хозяйства совершенно противоположны нравственным условиям хозяйств европейских. На Западе после разложения общинного землевладения земельная собственность сосредоточилась в руках небольшой, наиболее состоятельной группы лиц, то есть владелец земли являлся предпринимателем-капиталистом, а безземельная часть населения – бесправной массой рабочих единиц. Землевладелец предлагает им работу за плату, размеры которой устанавливаются по законам спроса и предложения и безземельный пролетариат волей-неволей принимает эту работу. Таким образом, на Западе выработался целый класс превосходных безземельных сельских рабочих, коих еще отцы и деды успели совершенно позабыть о земельной собственности, о работе на себя. В России же после отмены крепостного права в 1861 г. крестьяне, бывшие раньше даровой рабочей силой, сделаны все поголовно землевладельцами, то есть у нашего крестьянина… явилась самостоятельная цель бытия, так как подавляюще огромная часть податной тягости ложится на крестьянскую общину (на Западе основные плательщики крупные собственники – прим. автора), оставляя на долю остальных сословий лишь небольшую часть налогов прямых и около половины – косвенных. В связи с этим в России, по его мнению, «в противоположность Западу, не существует и не может существовать класса хороших, дельных рабочих», так как даже став «иногда беспутным пьяницей, мужик предпочитает довольствоваться случайным заработком или ремеслом и сидеть впроголодь в нетопленной хате, чем соблазниться «египетскими котлами с мясом» частного землевладения». Поэтому тем предпринимателям в России, которые хотели бы завести европейское вольнонаемное хозяйство, предоставляется пользоваться единственно невыгодным отбросом сельского населения. А если бы все хозяева решили сделать это одновременно, то им бы пришлось в качестве батраков «приглашать безземельных латышей из Прибалтийского края, австрийских «гуралей», а, может быть, даже китайцев-кулиев»