Также Русская монархическая партия предложила провести землеустроительную и переселенческую реформы. Землеустройство должно было дать крестьянскому землевладению (при непременном сохранении неотчуждаемости крестьянской земли в некрестьянские руки) принять наиболее удобную или целесообразную, смотря по местности, форму, например, рационального расселения слишком скученных дворов. Тем же крестьянам, которые предпочтут переселиться в другие, более свободные места особенно на Востоке, необходимо это было позволить. До последнего на тот момент времени переселение, по мнению представителей данной партии, носило беспорядочный и стихийный характер, принося крестьянам не только пользу. И только в последние годы правительство наметило правильную организацию крестьянских переселений, прервавшихся в виду последней войны на Дальнем Востоке. При этом переселение должно было иметь двоякое значение, с одной стороны, оно должно облегчить центральные губернии, с другой – прикрепить к России дальние окраины посредством заселения их русским народом. Такими окраинами, по их мнению, являлись на только Северный край, Сибирь, Средняя Азия, но Кавказ, а также те южные и юго-восточные губернии России, которые, к великому для нее ущербу, находятся в руках армян, немцев и евреев. Переселение русских крестьян должно быть добровольным. Сверх того, монархисты признали «особенно желательным переселение и помещиков-дворян, так как вообще правильное сельское хозяйство возможно лишь при зрелообдуманной комбинации крупного и мелкого землевладения»73.

Значительная часть националистов была не согласна с тем, как проводилась ликвидация общины, и была недовольна ростом на ее развалинах крупного земледевлальца. К удивлению правых аристократов он, землевладелец, все больше напоминал не маленького помещика, а маленького буржуа, получившего посредством Крестьянского банка слишком легкий доступ к дворянским землям, чей объем продолжал стремительно сокращаться без всякой крестьянской революции. Параллельно с этим ненадежный бедняк был вынужден уходить в город, отправляться в Азию, пускаться в заведомо проигрышные для него эксперименты с личной собственностью, лишая при этом барина дешевой рабочей силы в такой степени, что в мае 1913 г. А.П. Нейдгардт – видный деятель объединенного дворянства, вынужден был поставить вопрос о применении в помещичьих экономиях иностранной рабочей силы в лице корейцев и китайцев74. Оказалось, что основная масса дворян совершенно не готова к сколько-нибудь ускоренному обезземеливанию крестьян ни материально, ни морально. Выяснилось это и для самих незадачливых столыпинцев. Многие же вольнодумцы из правых поняли это уже давно. Так, известнейший идеолог дворянского традиционализма и по совместительству сторонник освобождения энергии предприимчивого крестьянства К.Ф. Головин еще в 1896 г. заклинал: «Оборони нас Бог в интересах бездушного производства забывать о нуждах простых людей и, слепо подражая Западу, помогать обезземеливанию мужика»75.

Правое дворянство, сколь угодно новое и реформаторское, не в состоянии было расстаться с аграрным коммунитарианизмом, дух которого витал над всеми съездами объединенных аристократов, упорно рушивших важнейшую опору консерватизма. Даже В.И.Гурко, один из наиболее либерально мыслящих идеологов объединенного дворянства, выразил тревогу по поводу обезземеливания и пострадавших от него: «Я не могу согласиться с тем, что законы пишутся не для слабых и не для пьяных»76. Между тем обуржуазившийся (экономически и духовно) новый дворянин эпохи раннего дикого капитализма должен проявлять склонность к подобному подходу. К.Ф. Головин и В.И. Гурко признавали неизбежным уход в города некоторой части крестьян, но только на поле хозяйственной деятельности, тщательно подготовленное развитием промышленности, к занятиям, дающим реальную обеспеченность.