Только в глубоко консервативной атмосфере, сложившейся на съездах объединенного дворянства, могли возникать проекты, подобные проекту князя П.Л. Ухтомского, выступавшего за оземеливание части российского пролетариата путем оказания соответствующей финансовой помощи со стороны помещиков. Столыпинский перелом явно противоречил самой природе дворянского консерватизма. Потому-то объединенное дворянство из съезда в съезд наращивало критику правительства, а земские начальники на местах (обычно придерживающиеся правых воззрений) скрыто, но успешно саботировали деятельность землеустроительных комиссий77. На V съезде уполномоченных дворянских обществ в 1910 г. столыпинским реформаторам было заявлено: «Правительственные мероприятия в области земельного вопроса, поскольку они касаются увеличения площади крестьянского землевладения, посредством скупки и раздробления частновладельческих земель… грозят разорением государства и выселением всего культурного слоя из сельских местностей. Закон 9 ноября 1906 г. без применения решительных мер к расширению области применения народного труда сулит образование безработного пролетариата»78. Разочарование правого дворянства в преобразовании институтов собственности лучше всего выражает доклад Н.А. Павлова об экономическом объединении дворянства. Выступая по инерции за объединение с мелким собственником, он в то же время признавал, что дворянству не на кого надеяться кроме себя и … техники, которая его «единственный друг и защитник»79.

Правых воззрений придерживалось большинство аристократии, не способное за отдельными исключениями к быстрому переходу на интенсивный путь хозяйствования. Оно нуждалось в проведении особой правительственной политики, при которой государственные учреждения не помогали бы скупать землю крестьянам, а, напротив, способствовали бы сохранению ее в руках у «служилого» элемента. Оно не могло мгновенно сориентироваться в динамике рынка рабочей силы – ему требовалось гарантированное предложение со стороны крестьянина, привязанного к селу (в том числе и к барину) своим наделом, а не пролетария, рвущегося в город на «большие» заработки. Таким образом, российское дворянство было заинтересовано в сохранении общины, но в подавляющем своем большинстве не сознавало этого. В связи с данными обстоятельствами само правое движение было также заинтересовано в ней, ведь сословный союз помещика и земледельца являлся неотъемлемой частью традиционалистского проекта. Столыпинские же реформы разводили их по разные стороны. Хуже того, они вели к расколу внутри крестьянства, способствуя дальнейшей фрагментаризации аграрной России.

Это понимали и многие критики общины. Например, правый экономист А. Билимович положительно оценивал социальное значение общины, заключающееся в предупреждении резкого неравенства80. Постоянный автор консервативного журнала-газеты «Гражданин» некто Серенький (псевдоним) причислял себя к противникам общины, высказывался против ее ликвидации, которая по его разумению, должна была вызвать смешение двух противоположных начал, путаницу во взаимоотношениях населения, зависть и вражду. Уже сегодня тлеет явная вражда, «заглушенная ярмом общины». «Мера логики, – объяснял Серенький, – которой меряют быт Запада, неприемлема для России. Мало ли какие бывают дефекты в организме, а трогать их нельзя!»81

Противники общины из лагеря русских националистов начала ХХ в. сделали шаг в сторону от традиционализма, но так и не пришли к П.А. Столыпину и умеренному конституционализму, что сообщало их воззрениям опасную двусмысленность, мало помогающую в идейно-политической борьбе. Вдобавок их влияние ограничилось мощным националистическим направлением, отстаивающим принцип общинности. Его сила заключалась в убедительности известнейших правых идеологов С.Ф. Шарапова, А.Г. Щербатова, Д.И. Хотяинцева и т.д., а также в организационной активности Всероссийского Дубровинского Союза русского народа – единственной крепкой оргструктуры правых, сохранившей верность «миру».