– Заплати восемьсот пятьдесят рублей! Вызови такси! И поехали отсюда! Андрей! Сможешь?

Андрей виновато продолжал бормотать.

– Подумаешь, упал в обморок. Бывает. Как будто, ты сама никогда не падала в обморок, – он неторопливо считал деньги.

– Нет, Андрей, я никогда не падала в обморок! Вызывай такси, пожалуйста! И поехали отсюда! Быстрее! – я схватила короб и выбежала на улицу.

Не случилось на земле еще такого поступка, который не может быть оправдан. При желании.

***

Из комнаты в коридор проникал довольный щенячий рык. Я устало заглянула в нее – маленькая собака настойчиво пыталась затащить мой ботфорт на диван.

– Андрей! Забери сапог, пожалуйста!

– А сама что? Не можешь?

Андрей, в домашнем халате, взъерошенный и обросший, подошел к Лизке и, поставив руки на бедра, грозно нахмурился.

– Нет. Не могу. Я в ванную, – на ходу снимая синий свитер, я притормозила возле двери и крикнула через плечо. – Мне перезвонили с производства и пригласили приехать в отдел кадров.

***

Стены ванной комнаты были такими же потрепанными, как и вся квартира. Там не было даже зеркала, но, когда я предложила Андрею его приобрести, он ответил, что неизвестно, сколько переездов нас еще ожидает, и поэтому не стоит напрасно «транжирить деньги» – вдруг разобьется при переезде. Сам корпус ванной недавно отреставрировали, и он имел нестандартные размеры, что позволяло мне, при моем высоком росте, свободно вытягиваться в ней и наслаждаться процессом купания. Это мне нравилось, но не сегодня. Сегодня мне больше хотелось залезть под ванну, а не в нее. Я всегда так делала в далеком детстве. Только ванной у моей бабушки не было – она жила в своем доме – и поэтому я залезала под стол.

***

Тот стол располагал двумя створками, одна из которых упиралась в стену дома. С одной стороны стола стоял наспех сколоченный и прикрытый желтой плотной тряпкой сундук, с другой – два стула. Я выбрала совершенно безопасное место для своего убежища по всем стратегическим меркам. Кроме меня под стол никто не мог проникнуть незамеченным. Таким образом, совершив какую-то шалость и предвидя последующее наказание, я залезала под стол и сидела там, затаив дыхание. Время способно поглотить все. Процесс переваривания – это уже другая характеристика времени, но в том детстве я знала, что не шевелиться и никак не выдавать своего присутствия нужно как минимум часа два. Меня не скоро рассекретили. Иногда, сидя под столом, я подсматривала в маленькую щель, о чем ругаются взрослые.

– Борька! – Бабушка досадливо вытирала руки о фартук. – Сил у меня уже нет никаких – бороться с ней!

– Мам! Да что случилось-то опять? – Папа спокойно смотрел на бабушку и, молча, улыбался своими огромными голубыми глазами. Я никогда и ни у кого больше не встречала такой светло-голубой улыбки.

– Да как что! Я конфет шоколадных на праздник припасла, Галина Семеновна мне за справочку полкилограмма подкинула. Так она же нашла их и все сьела! Одни фантики в мешочке оставила. Надо бы наказать ее за это! – бабушка с надеждой смотрела на Борьку.

Папа переставал улыбаться и как-то слишком серьезно, нахмурив черные брови, спрашивал у бабушки:

– Ремнем?

– Конечно! А чем же еще? Ремнем! Она давно уже наказания выпрашивает.

– За что, мам? За что я буду ее бить?! Это же конфеты! Она просто у нас большая сладкоежка! Принесу я вам конфет на праздник. Где коза?

Возмущение бабушки кричащей слюной попадало на папину грудь:

– Как это? Как это просто конфеты? Что с нее будет? Сначала конфеты! Потом еще что-нибудь? Э-эх! Да что с тобой разговаривать-то? Она же вся в тебя! Папа родимый! Надо же так уродиться!