На последней ступени стоял господин, отличавшийся худобой и скорбным выражением лица. Он поглядывал то вверх на князя Карачева и мистера Миллера, то на кого-то еще через приоткрытую дверь в гостиную. Когда констебль и юноша поравнялись с ним, тощий субъект отшатнулся от перил, развел руками и обреченно уронил их, хлопнув себя по ногам.

В гостиной находились двое: барышня с белокурыми локонами и господин с синим платком на шее. По ее бледным щечкам катились слезы. Господин с синим платком сидел на стуле, развернувшись лицом к незнакомке. Кажется, он готов был броситься на колени, чтобы утешить ее. Они повернулись, взглянули на констебля, затем на юношу. В глазах барышни промелькнула надежда, словно она ожидала, что новые гости разоблачат страшный розыгрыш. Кирилл Карлович почтительно кивнул.

– Соболезную вашей утрате, – промолвил мистер Миллер. – Я так понимаю, что мистер Зиборский приходился вам кем-то очень близким.

Барышня и господин с синим платком смотрели на констебля. Их лица выражали странную смесь непонимания и благодарности одновременно.

– Они не знают английского, – сказала Мегги.

Она проникла в гостиную, поднырнув под рукой констебля.

– Господа, вы говорите по-французски? – спросил Кирилл Карлович.

– Да, – ответила барышня, взглянув на князя Карачева.

Кирилл Карлович перевел слова мистера Миллера. Впрочем, по тону поляки и так поняли, что констебль выражал сочувствие.

– Спроси, убитый – их родственник? – попросил мистер Миллер.

– Мы обручены, – ответила на это барышня.

Идея расспросить констебля о случившемся принадлежала ей, панне Ядвиге Дромлевичовой, невесте убитого пана Аркадиуса Зиборского. Двое других постояльцев, ее брат пан Тадеуш Альфред Дромлевичов и некий пан Яцек Ежи Пшибыла, не пылали желанием беседовать с констеблем. Тем паче при посредничестве русского князя.

Разговор получился сумбурным. Барышня задавала вопросы, но, не дослушав ответов, заливалась слезами и высказывала собственные версии случившегося.

Несколько раз отчаяние панны Ядвиги сменялось приступами гнева. В такие моменты она повторяла:

– Какая низость! Позор! Я ему говорила! Чего еще было ждать, если живешь под одной крышей с люльеркой!

Кирилл Карлович счел, что панна Ядвига ревновала жениха и в состоянии аффекта обзывала Амалию каким-то нехорошим словом. Понимая состояние барышни, князь сдержался и не стал возражать. В переводе для констебля юноша опустил все, что посчитал излишним.

Панове Дромлевичов и Пшибыла пускались в разговор неохотно. Полезных сведений они не сообщили. Говорили, что не знали, кто мог желать смерти пану Зиборскому. Они склонялись к мысли, что убийство – дело рук ночного грабителя.

Констебль сделал пометки в блокноте и спросил:

– Отчего мистер Зиборский не поселился в этом доме? Если Ла-Ротьер прибыл только вчера, значит, тут пустовала комната.

Кирилл Карлович не успел перевести вопрос на французский язык, в разговор включилась Мегги.

– Да если бы он тут поселился, мой папа еще раньше его б прибил!

Мистер Миллер бросил на нее хмурый взгляд. Мегги простодушно добавила:

– А он проходу мне не давал! Каждый раз по заднице шлепал!

Князь Карачев перевел вопрос констебля на французский. Панна Ядвига рассердилась и вновь заговорила в оскорбительном тоне о жизни под одной крышей с люльеркой. Ее брат и пан Пшибыла тоже говорили по-французски. Пан Дромлевичов ответил сдержанно:

– Они с моей сестрой были только обручены.

– Он собирался переехать сюда, но прежде они хотели обвенчаться, – объяснил князь Карачев констеблю.

Мистер Миллер и Кирилл Карлович поняли, что полезных сведений не получат. Они еще раз выразили сочувствие и откланялись. Пан Пшибыла вышел вместе с ними на улицу.