Сыщик записал слова старого князя в пересказе Кирилла Карловича, а затем спросил:

– А как он узнал, что мистер Зиборский убит?

– Я же говорил! Панни Уотерстоун кричала «май Гот» и «бэби Зи», «май Гот» и «бэби Зи». Мы поняли, что что-то случилось с паном Аркадиусом, зашли к нему в спальню, – ответил на это Полеский Старший.

– Но в самом начале он сказал, что узнал о смерти мистера Зиборского, когда во второй раз вышел из комнаты со свечами, – заметил мистер Хемсворт. – Значит, когда он вышел на улицу за миссис Уотерстоун, он уже знал о том, что мистер Зиборский убит. Как он узнал об этом?

Князь Карачев перевел слова сыщика. Полеский Старший с удивлением вскинул брови и проворчал:

– Что за чушь он несет? Конечно же, я узнал, что пан Аркадиус мертв, когда мы поднялись вместе с пани Уотерстоун в его комнату.

Кирилл Карлович, пропустив реплику возмущения, пересказал ответ. Мистер Хемсворт не стал делать пометок, а только сказал:

– Пусть более точно отвечают на вопросы. Я должен знать каждый шаг, пусть ничего не пропускают. Что было потом?

– Потом мы с Мареком выскочили на улицу, – ответил князь Полеский. – Мы надеялись догнать злодея. Но его и след простыл! Пани Уотерстоун пряталась за нашими спинами. Она знаками попросила нас осмотреть все комнаты внизу. В ее спальне оказалось открытым окно.

Мистер Хемсворт с особым рвением записывал эти показания, словно только сейчас старый поляк рассказал что-то стоящее. Констебль Миллер перестал вертеть головой. Теперь он следил за словами, выходившими из-под карандаша старшего коллеги. Закончив писать, сыщик сказал:

– Ну, хорошо. Теперь я буду задавать вопросы юному мистеру. Он слышал, как кричала миссис Уотерстоун? Где он был в это время?

Полеский Младший начал дергать руками, словно нужно было непременно чем-то занять их. Улыбка и растерянность несколько раз сменились на его лице. Ответить он не успел, вмешался старый князь:

– Конечно же, он тоже проснулся от крика пани Уотерстоун! Она кудахтала как курица! Странно, что всю округу не пробудила…

Пан Марек кивал с решительностью, показывающей, что к словам отца добавить нечего. Но сыщик поднял руку, знаком заставив старого поляка умолкнуть, а князя Карачева и вовсе слушать не стал.

– Скажите ему, что отвечать на вопросы должен юный мистер! Старый мистер должен был отвечать, когда его спрашивали! – произнес мистер Хемсворт.

Князь перевел, что господин раннер грозится отвести Марека на допрос в департамент, если тот не станет отвечать сам. Лицо старого князя перекосилось от злости. Его сын с испугом смотрел то на отца, то на лестницу, словно хотел сбежать.

– Так слышал он или нет, как кричала миссис Уотерстоун, и где он был в ту минуту? – повторил сыщик.

– Конечно же,.. я проснулся от ее крика, – повторил Марек слова отца.

– Что она кричала?

– Что женщины кричат в таких случаях! Визжала так, будто саму ее резали, – ответил Марек.

Дальнейшие его слова едва ли не дословно повторяли рассказ Полеского Старшего.

– А что у него с рукой? – спросил сыщик.

– Я оступился на лестнице, – ответил на это Марек.

– Когда? Сегодня ночью? – потребовал уточнения сыщик.

– Нет, – сказал Полеский Младший. – Прошло уже несколько дней…

Он приподнял руку на перевязи, показав, что близок к выздоровлению.

– Бога ради, князь, – вдруг проговорила по-французски панна Ласоцкая, – не говорите об этом! Уверяю вас, это никак не связано с тем, что случилось сегодня ночью…

– О чем вы? – спросил Кирилл Карлович.

– Я поняла, что речь зашла о поврежденной руке…

– Но почему такая тайна? – спросил Кирилл Карлович.

– Я потом объясню! – промолвила Амалия. – Но бога ради, ничего не говорите…