Девчушка накрыла на стол. Работала она со сноровкой, неожиданной для барышни, напоминавшей сытую кошку.

Хозяин выставил пару бутылок.

– Это вино я хранил для особенного случая, – заверил он гостей.

За обедом говорили по-французски. Хрисанф Иванович завел разговор о восстании Костюшко. Князь уже не удивился, когда Чернецкий назвал политику государыни Екатерины неверной в отношении Польши.

– Ошибки скажутся губительно в первую очередь на судьбе самой России, – заявил Хрисанф Иванович.

Он восторженно смотрел на пана Зиборского и панну Ласоцкую. На Кирилла Карловича он поглядывал снисходительно.

– Что же тут хорошего для Польши? – сказал князь, не сдержавшись. – Якобинцы в Варшаве вешают шляхтичей!..

– Позвольте, князь! – воскликнул Хрисанф Иванович. – Это дело самой Польши. Россия не должна вмешиваться! Должно предоставить свободу.

Князь считал неудобным продолжать. Он полагал, что разговор неприятен панне Ласоцкой и пану Зиборскому. Однако Кирилл Карлович счел нужным заметить:

– Думаю, сударь, матушке императрице ваши слова не понравились бы.

– А разве государыня не должна прислушиваться к мнению подданных? – возразил Чернецкий.

– В России немногие разделяют вашу точку зрения, – ответил князь.

К разговору подключился граф де Ла-Ротьер.

– Несчастно то общество, которое не учитывает мнения меньшинства, – сказал француз.

– Может, меньшая часть общества и останется недовольна, – сказал Кирилл Карлович.

– А знаете ли вы, мой юный друг, что мнение меньшинства зачастую оказывается мнением большинства? – спросил граф де Ла-Ротьер.

– Не представляю себе подобного, – ответил князь.

– О! Как-нибудь я вам расскажу, – пообещал француз.

– Отчего же не теперь? – спросил Кирилл Карлович.

– Это скучное математическое доказательство. Мы утомим разговором мадмуазель Амели, – объяснил граф де Ла-Ротьер.

– Отчего же! – воскликнула панна Ласоцкая. – Напротив, граф! Вы заинтриговали меня. Теперь я настаиваю на разгадке.

– Что ж, не смею отказать вам, – граф поклонился девушке.

– Вообразим, – продолжил де Ла-Ротьер, – что сто человек благородного происхождения избирают предводителя. Самыми уважаемыми членами общества оказались князь, мусье Чернецкий и я. Предстоят выборы предводителя из нас троих. А мусье Зиборский исполнит самое ответственное поручение: сосчитает голоса, поданные за нас. Возьмите, мусье Зиборский, перо и бумагу.

Граф де Ла-Ротьер извлек из портфеля и передал пану Аркадиусу письменный набор. Поляк взял перо, раскрыл маленькую чернильницу и положил перед собой лист бумаги.

– Сделайте ведомость, – сказал граф. – Из четырех столбиков.

Зиборский провел три вертикальные линии.

– Запишите в первом столбике число 38, – продолжил граф. – А во втором столбике мое имя.

Поляк поставил 38 и записал против числа: «граф де Ла-Ротьер».

– Вообразим, господа, что за меня отдали голоса 38 человек, – объявил француз. – А 32 человека за мусье Чернецкого.

Пан Зиборский записал на следующей строке число 32 и вывел против него фамилию Хрисанфа Ивановича.

– Оставшиеся 27 человек, – сказал граф де Ла-Ротьер, – выбрали князя.

Пан Зиборский сделал новые записи. Кириллу Карловичу показалось обидным попасть в конец списка. «Глупости, – оборвал он сам себя. – Это просто игра!».

– Но позвольте, граф, – воскликнула панна Ласоцкая. – Вы забыли троих человек!

– О! – откликнулся француз. – Вы правы! Как же это я так! А вы, мусье, будьте внимательны. Если бы не мадмуазель Амели, мы бы допустили трагическую ошибку. Вот что, мусье Зиборский, сделайте четвертую строчку. Напишите цифру 3 и поставьте против нее имя князя Карачева. Будем считать, что эти трое отдали голоса за самого молодого претендента.