Девки девками, но служба группы быстрого реагирования начала входить в очень активную фазу. Ночные выезды стали регулярными. Облавы, зачистки кварталов и перехват пробивающихся пустырями и между руин недобитых остатков «Азова» и прочих нацистов участились. Среди местных жителей появились сочувствующие новой власти и ополченцам. Звонки в военную комендатуру с докладами о появлении то в одном месте, то в другом подозрительных лиц разрывали телефоны оперативного дежурного. Бойцы группы уже забыли, когда в последний раз ложились на чистые белые в синюю клетку простыни и отсыпались до самого утра. Теперь в наряд брали не по четыре, а по шесть рожков-магазинов и по три гранаты РГД-5 – на всякий случай. Разгрузки также уплотнили дополнительными плитками. Кевларовые каски стали обязательным атрибутом каждого бойца.

– Эдак мы с самого штурма не наряжались, товарищ капитан, – заголосил крепыш небольшого росточка ефрейтор Бологур. – Неужто снова штурмовать пойдём цеха «Азовстали»?

– Эх, Вася, нам ли быть в печали? – весело ответил Рагнар, набивая обойму трофейного «Стечкина». – Цеха мы будем брать или хату атаковать, но твоя жизнь в твоих руках, братишка. Порох должен быть всегда в пороховницах.

– А ягоды в ягодицах, – громко пошутил старшина Петрович, и коридор казармы наполнился раскатистым смехом здоровых весёлых мужичков.

Дальше собирались при полном молчании, которое прервал Костин, поднимая пулемёт на плечо:

– Кто его знает, как всё повернётся? Сейчас везде ловушка может ждать. Этим тварям терять нечего, а нам есть.

Через пять минут колонна из шести легковушек выехала через ворота санатория. Над ночной гладью моря синим светом горел, отражаясь в воде, огромный фонарь, как это обычно бывает на безоблачном небе в полнолуние.

В ту ночь поступила команда, что во время раскопок несанкционированных захоронений к комендантскому конвою обратился местный житель и осторожно, доверительно сообщил, что в доме номер четыре по этой улице раньше жили отец и сын, служившие в «Библиотеке» надзирателями. Бойцы уже знали, что так нацисты называли концентрационный лагерь на территории мариупольского аэропорта и работа в этом учреждении уже сама по себе являлась военным преступлением. Далее мужчина сообщил, что в последнее время по ночам кто-то стал наведываться в хату. Забор металлический метра на три в высоту, с улицы окон не видать, а ворота толстые, и без танка не прошибёшь. И вот несколько минут назад пришла информация, что в доме снова кто-то есть…

Машины заглушили за квартал. Зашли по пять человек с двух концов улицы. Пятерых Рагнар повёл за собой на параллельную, куда могла выходить задняя калитка или открывался проход через соседей. Оказался второй вариант, и Рагнар нажал звонок под табличкой «Осторожно, злая собака!». Кто-то закопошился в доме, потом прошаркал к воротам и недовольным хриплым голосом спросил:

– Кого черти носят в комендантский час?

– Военная комендатура. Капитан Рагнар. Прошу открыть и предоставить документы к проверке.

Лязг ключей в замке – и в проёме ворот нарисовался дед лет восьмидесяти в белых подштанниках и накинутой на плечи телогрейке. Недовольство на физиономии сменилось испуганным непониманием происходящего в ожидании тычка стволом автомата в живот. Никто его трогать не стал. Рагнар ещё раз представился, приложив правую ладонь к краю каски.

– Проходьте в хату, пан офицьер. Извините, товарищч капитан.

– Кто в доме ещё живёт и находится?

– А вот жинка моя да кошка, – чётко ответил старик.

– А собака злая где же?

– Так издохла то ли со страху, то ли от тоски. Вот як зачали стрелять из пушек, так вона загрустила и померла прямо на цепи…