Портье, который, как небезосновательно предполагал Агабек, был агентом Лациса, по первому же требованию вручил ему ключ.

– В девятнадцать часов ко мне должна подойти женщина. Она спросит у вас товарища Иванова. Товарищ Иванов – это я, – наклонившись к портье, негромко произнес Агабек.

– Я лично провожу ее к вам в номер, – услужливо осклабился гостиничный холуй.

– Хорошо. – Агабек вытащил из внутреннего кармана розовую бумажку в пятьсот тенге и незаметно сунул ее в вовремя подставленную руку портье.

Люкс представлял собой двухкомнатный номер со всеми удобствами. Из прихожей Агабек сразу же попал в просторную комнату, обставленную дорогой мебелью, явно экспроприированной из дворца эмира. Посреди комнаты стоял массивный стол красного дерева с ножками в виде львиных лап. Вокруг него стояли шесть стульев. В стороне, у самого окна располагалось резное кресло. Напротив него примостился кожаный диван. В спальне, кроме широкой, под балдахином, кровати, по бокам которой с трудом вмещались прикроватные тумбочки, стоял вместительный платяной шкаф.

«Да-а! Такая обстановка непременно должна пленить мою черноокую красавицу», – возбужденно думал Агабек, присев на самый краешек огромного, словно трон, кресла. Мечты-скакуны уносили его все дальше и дальше от неприглядной и суровой действительности с ее войной, заговорами, погонями и непременной стрельбой. Во всем этом смертельно опасном хаосе единственной отрадой для него стала Соломея. Женщина его давней мечты, которую он уже неоднократно видел в редких, а потому особенно сладострастных эротических снах. Их бурный роман развивался так стремительно, что Агабек уже не представлял себе, как он сможет объяснить любимой, что основная цель их встреч – вербовка. Вот уже который день в душе его шла непрерывная борьба. Партийный, чекистский долг призывал его забыть обо всех чувствах и с помощью Соломеи начать добывать необходимую для него информацию и документы, к которым она, по предположению Лациса, имела самое непосредственное отношение, а непослушное сердце требовало забыть обо всем этом и предаться чистой, всеохватывающей человеческой любви…

В дверь постучали. Агабек вскочил и, так и не решив окончательно, что делать дальше, кинулся к двери. Через минуту в комнату вошла Соломея. В ослепительно-черном, строгом вечернем костюме, сплошь усыпанном блестками, с высокой вычурной прической, сооруженной довольно искусным мастером на ее небольшой, но прелестной головке. Живой, чуть грустный взгляд ее бездонных глаз вопрошающе остановился на лице Агабека.

– Я пришла, – одним дыханием промолвила Соломея, протягивая руку для рукопожатия. Агабек торопливо перехватил ее и самозабвенно поднес ее к губам. Явно смущенная, Соломея, немного оглядевшись, удивленно воскликнула:

– Как здесь роскошно, словно во дворце! – она коснулась кончиками пальцев полировки стола. – И среди этой роскоши вы, мой волшебник, мой дэв из сказки «Тысячи и одной ночи».

– О, моя несравненная Шахразада! – в тон ей откликнулся Агабек. – Я готов исполнить любое ваше желание.

Соломея прошла к дивану, оставив за собой тонкий шлейф сладких, соблазнительных духов. Присев на краешек дивана, она решительным жестом маленькой белой ручки указала на место рядом с собой.

– Я хотела серьезно с вами поговорить, – дождавшись, пока Агабек присядет на диван, неожиданно деловым тоном произнесла Соломея. – Пока мы здесь с вами встречаемся, в правительстве Бухарской республики зреет заговор против революции. Неужели вы ничего об этом не знаете?

Ошеломленный таким заявлением, Агабек несколько мгновений сидел молча, удивленно уставившись на нее. Он готов был услышать все, но только не это. Пока внутри него шла борьба чувства и долга, Соломея сама, своей женской логикой, нащупала тот единственно верный путь их дальнейших взаимоотношений, который устраивал всех. Теперь ему уже не было никакой необходимости раскрывать перед ней свои карты. Женщина сама, без всякого принуждения и обещанного вознаграждения, предлагала свои услуги. И это было такое предложение, от которого он не мог, да и не хотел, отказаться.