– Кто там?

– Репетитор.

– Это Иван?

– Да, это Иван.

– Вы один?

– Да, я один.

– А как будто с вами был кто-то?

– Нет, со мной никого нет.

Робкий и неторопливый поворот дверного замка. В щель выглянула женщина. Испуганно осмотрелась по сторонам.

– Ой, что это я. Показалось, что с вами кто-то есть.

Она распахнула дверь шире.

– Проходите.

В этой семье я занимался с первоклассником Филиппом. О том, что я взялся заниматься с первоклассником, я жалел ещё больше, чем о том, что на голову мне свалилась бухгалтер Вера. Лишь необходимость добывать гроши на пропитание заставляла браться за всё, что появлялось в поле зрения. Филипп был редчайшей бестолочью и ни о каком подобии изучения английского здесь и речи быть не могло. Он ещё и по-русски не умел разговаривать. Час занятий он просто физически был не в состоянии высидеть. Полчаса он просто тупо и молчаливо смотрел на меня, человека, который отчаянно силился объяснять ему правила чтения английских слов, затем, откинувшись на спинку сиденья, тихо засыпал. Это был самый лучший вариант. Когда урок заканчивался, я будил его, ничего не понимающий Филипп просыпался, а я собирался и уходил. Хуже получалось тогда, когда вместо того, чтобы заснуть, он начинал вдруг без объяснений реветь. Его мнительная тётка – а женщина, которая открывала мне дверь, как я недавно выяснил, приходилась ему не матерю, а тёткой – забегала в комнату и начинала испуганно и лихорадочно расспрашивать его, что я ему сделал. «Он тебя бил?» – заглядывала она Филиппу в глаза. «Скажи, никого не бойся, скажи как есть, он тебя бил?» Филипп ревел и растирал кулаками глаза. «А может он трогал тебя?» – делала ужасающее предположение тётка. «Трогал, да? Скажи, трогал? Вот здесь трогал, или вот здесь?» После получасового выяснения обстоятельств она горько и слёзно просила у меня прощения за необоснованные подозрения, жаловалась на тяжёлую жизнь и умоляла не бросать их и приходить на следующий урок, потому что она всеми силами хочет сделать из этого мальчика «нормального человека». И я приходил в следующий раз, что мне ещё оставалось, мне нужны были деньги.

Я стал снимать в коридоре куртку. Женщина смотрела на меня с нескрываемым изумлением.

– А Филиппа нет, – сказала она мне таким тоном, словно это была абсолютно очевидная истина, и я был единственным существом на Земле, кто не знал об этом.

– Нет? – переспросил я. – То есть, он где-то в школе ещё? Или на каком-то кружке?

– Я не знаю, – повела обиженно плечами женщина. – Он не докладывал. Из школы пришёл, посидел дома час, потом куда-то убежал. Ничего не говорил.

– Ну, может он просто забыл, что сегодня урок?

– Вот уж не знаю! – фыркнула женщина. – Забыл он или не забыл – разве мне это известно? Убежал, и всё – никому ничего не сказал.

Я чувствовал себя последним идиотом и от ощущения этого начинал нервничать.

– То есть, урока не будет? – спросил я.

– Как не будет? – широко раскрытыми глазами посмотрела она на меня. – Вы не хотите урок проводить?

– Я хочу урок проводить, но если нет Филиппа, то это значит, что урока не будет.

Женщина обеспокоено поднесла руку к лицу. Приложилась ладошкой ко рту.

– Иван! – шепнула она трагично. – Филиппу необходимо развитие. У него трудное детство, он сам трудный ребёнок, через занятие английским, музыкой, через занятия спортом я хочу приобщить его к другим реалиям жизни. Вы понимаете, я хочу показать ему, что в жизни существует и что-то другое, чем пустая и бессмысленная обыденность. Я вас очень прошу, Иван, не бросайте его! Ради бога, не бросайте! Мальчик воспримет ваш поступок как предательство, как измену, вы даже не представляете, к каким переменам в его психике это может привести.