– Это бред. Ты сам слышишь, что говоришь?

– Нет, ты слышишь, как это выглядит?! Ты исчезаешь на часы, возвращаешься сияющая, с глазами, как будто ты снова живая – и все это благодаря какому-то разговору в парке? С чужой женщиной? Ты реально думаешь, я поверю в эту чушь?

– Боже, Влад… Мы правда просто гуляли с Олей и ее сыном. Никаких мужчин там не было!

– Просто гуляли? – голос стал тише. Густее. Опаснее. – Ты теперь просто гуляешь с кем угодно, не ставя меня в известность? А может, ты уже нашла себе кого-то там в своей церкви? И твои походы – это только предлог, чтобы видеться с ним? Отвечай мне!

– Влад, что за бред? Мы просто разговаривали с женщиной! Я что, не могу разговаривать с другими людьми?

– Это все сказки. Ты мне врешь! – взревел он. – Я знаю, как все это выглядит. Ты уходишь все чаще. Ты ищешь почву. Чтобы потом меня бросить, да? Чтобы найти кого-то «духовного», «доброго»? Иначе, чего ты таскаешься в свою церковь как идиотка?

– Ты с ума сошел! Никого я там не ищу! Там, блин, вообще мужчин почти нет! Одни бабульки! Уж если бы я хотела найти кого-то, наверное, пошла бы в другое место? А если не доверяешь – сходи со мной! Посмотри сам, с кем я там!

– Вот еще. Я что, совсем тупой по-твоему – по церквям шляться? – фыркнул он. – Хотя знаешь… может быть, и схожу. Чтобы увидеть, кто там за тобой ухлестывает.

– Влад, прекрати…

– Нет! – перебил он. – Ты не понимаешь, что ведешь себя как… как будто я для тебя никто! Ты исчезаешь на полдня, возвращаешься с довольной рожей, и мне даже не объясняешь, где была и с кем!

– Я же сказала. Мы гуляли с Олей. С ее ребенком. Просто поговорили, прошлись по парку.

– А ты не видишь, как это выглядит? – голос с каждым словом становился острее. – Ты мне врешь. Я это чувствую. Ты отдаляешься. Ты стала другой. Смотришь на меня, как будто сканируешь. Как будто сравниваешь. С кем, а? С кем ты меня сравниваешь?

Я устала объяснять. Просто опустила глаза.

– Я просто чувствую себя лучше там, в церкви. Там спокойно. Там можно говорить. Можно молчать. Там меня не обвиняют в каждом шаге.

– А здесь, значит, тебе плохо?! – голос его надломился, но не стал тише. – Я тебя кормлю, пою, обеспечиваю! Я терплю твои загоны, твои качели! А ты уходишь, чтобы "чувствовать себя лучше"?!

– Да, – сказала я, и голос предательски дрогнул. – Потому что мне там хорошо. Потому что впервые за долгое время я себя там чувствую… живой.

Он шагнул ближе. Прямо в мое лицо.

– Ты серьезно? Церковь делает тебя живой? Это сектантство. Промывка мозга. Я думал, ты умная женщина. А ты превращаешься в какую-то фанатичку! Ты что, реально веришь во все это?!

– Да. Верю. Я не стану монахиней, Влад. Я просто хочу… молиться. Иногда. Быть там. Потому что мне это нужно. Потому что мне это помогает.

Он застыл. А потом прошипел:

– Ты меня позоришь. Ходишь как шалава. Я не знаю, что ты там делаешь, но точно не просто молишься!

Я почувствовала, как внутри что-то оборвалось. И все же – выдохнула:

– Мне больше не нужно твое разрешение.

Он врезал кулаком по стене. Осколки от полки посыпались на пол. А потом… он ударил меня. Быстро. Резко. Не со всей силы – но достаточно, чтобы щеку свело от боли.