Раньше мне казалось, что я не смогу. Что без него – провал. Тьма. Ничто. Он говорил это так часто, что я начала в это верить. Что только рядом с ним я защищена. Что мир – опасен. Что люди – хищники. Что мне повезло, что он меня «выдерживает».

Но теперь, когда я смотрю в окно, я впервые вижу не опасность. Я вижу дорогу. Я вижу жизнь.

Не легкую, не сказочную. Но свою.

Я не знаю, когда во мне появилась эта мысль. Может, в аптеке, когда женщина сказала «если что – я просто буду». Может, в церкви, где я впервые услышала себя. А может, когда Влад снова сказал:

– Ты опять ела ночью? Ты думаешь, я не слышу, как ты потом в туалет идешь?

Я не ответила. Я просто смотрела на него – и думала: а ты не слышишь, как я умираю каждый день рядом с тобой.

Эта мысль не громкая. Она не требует немедленного действия. Она – как тихий внутренний звон. Как колокольчик в густом тумане.

Я не собираю чемоданы. Я не покупаю билеты. Я просто впервые в жизни допускаю, что могу уйти.

И от одной этой мысли – становится легче дышать.

Я не знаю, когда это случится. Но теперь я знаю, что это возможно.

В тот день я снова пошла в церковь. Было тихо, спокойно. После службы я осталась поговорить с женщиной, которую недавно встретила. Ее звали Оля. У нее маленький сын, муж ушел от нее, когда она была на четвертом месяце.

– И как ты справилась? – спросила я. Честно. С замиранием внутри. Я не знаю, зачем спросила. Может быть, хотела проверить, выживают ли вообще люди после такого.

Она усмехнулась, горько и светло одновременно.

– Сначала никак. Я неделю просто лежала. Не ела, не пила, просто тупо смотрела в потолок. Потом пришла подруга, поставила поднос с едой и сказала: «Если ты не поднимешься – я сама тебя вымою и покормлю». Я тогда впервые за долгое время заплакала не от боли, а от того, что кто-то остался рядом.

Я слушала ее и удивлялась: в ее голосе не было жалости к себе. Только сила. Сила, которую не кричат, а носят в себе.

– Потом началось. – Оля улыбнулась. – Кто-то привозил памперсы, кто-то помогал донести коляску до маршрутки. А однажды знакомый бывшего мужа, да, тот самый друг, который раньше только бухал с ним, просто привез мне мешок детского питания. Сказал: «Не принимай это как помощь, просто пусть ребенок не голодает». И исчез. Я тогда поняла, что чужие люди могут стать ближе, чем семья.

Я молчала. У меня не было ни подруг, ни таких знакомых. Никогда. Все, что у меня было – это Влад. Или я так думала.

Потом мы пошли в парк. Она катала сына в коляске, а я шла рядом и впервые за долгое время чувствовала себя не вещью, а человеком.

– А ты хочешь детей? – вдруг спросила она.

Я растерялась. Пожала плечами.

– Боюсь. Муж ненавидит детей. Или боится. Или просто… сам еще не взрослый.

Оля кивнула.

– Вот я тебе что скажу. Никогда не бойся хотеть. Даже если все вокруг говорит: нельзя, не время, не с тем человеком. Хотеть – это нормально. Главное – не предавать себя.

Когда я вернулась домой, Влад уже ждал. Лицо было спокойное, но что-то в нем дрожало. Он смотрел, как я раздеваюсь, снимаю шарф, вешаю пальто. И молчал. До той секунды, пока я не подошла ближе.

– Ты снова была в церкви? – тихо спросил он.

– Да.

– Так долго? – в голосе уже зазвучала сталь.

– Мы с моей новой подругой гуляли после службы. Я встретила женщину в церкви, и мы пошли в парк…

– В парк? – перебил он. – С кем?

– Я же сказала… С женщиной. С ее ребенком. Мы просто гуляли.

– Разговор, да? Может, она не такая уж и женщина? Может, ты просто врешь? Или, может, вы вместе кого-то там ждете? Мужчинка должен был подойти позже, да? Признайся!